— Кушать будешь? — спросил у Проклятикова грязно-небритый, однако, тоже совсем молоденький, с сонными девичьими глазами парень, пододвигая стул. До этого они быстро переговорили о чем-то с братом — сначала о нем, о Проклятикове, потом о чем-то постороннем, о домашнем, кажется…
Проклятиков сел.
Рядом с ним сидел молчаливый, чем-то очень угнетенный пожилой мужик, почти старик — руками, связанными в запястьях, брал из тарелки куски мяса, жадно ел.
— В плен попал, — коротко объяснил старший брат, заметив удивленный взгляд Проклятикова.
— Кушай! — сказал он, когда перед Проклятиковым поставили миску какого-то густого мясного хлебова. — Мы тоже — с гор спустились — кушаем немножко, пьем немножко, — и он повел рукой по шашлычной.
— Сменились?
— Сменились. Что знать хочешь?
— Кто продавал дом и где его сейчас найти.
Тот вдруг разволновался.
— Все по закону было! Ты что, сомневаешься?! Законный владелец! Все бумажки на месте! Нотариус сам проверял!
— Да я не сомневаюсь, что ты?! Мне просто разыскать его надо. Ты не знаешь, где его искать?
Тот с явным облегчением вздохнул.
— А! Где искать? Откуда мне знать? Деньги отдал, руку пожал, зачем мне знать, куда он уехал? Может, Москва. Может, Тбилиси поехал. Зачем мне знать?
Краем глаза Проклятиков увидел, что кто-то встал возле стола и смотрит на него.
Он поднял голову и увидел неуверенно, но радостно улыбающегося человека. Что-то знакомое было в его лице. Проклятиков напрягся:
— Валера?..
Тот заулыбался и того шире.
— Неужели узнал?!
— Здравствуй, дорогой! — с фальшивой радостью воскликнул Проклятиков.
Тот полез обниматься. И только во время этого церемониала, похлопывая Валеру по спине, он вспомнил, кто это такой, Валера.
Одноклассник, кажется, Нади. Имел на нее виды, ревновал — по крайней мере, в тот, первый и единственный свой приезд, был какой-то не шибко приятный разговор у Проклятикова с Валерой, но кончилось хорошо и мирно: распитием коньяка чуть ли не вот в этой же шашлычной.
— Пойдем к нам, дорогой! — Валера, обращаясь к нынешнему владельцу Надиного дома, объяснил: — Это мой гость. Пятнадцать лет не видел. Одну женщину любили. Так, Георгий?
Проклятиков поправил:
— Забыл. Меня Дмитрий звать.
— Ой, прости, дорогой! Ой, совсем старый стал, голова дырявый стал! — Валера запричитал полушутейно. Как и все в этой шашлычной он был радостно взбудоражен, хмелен, весело выбит из колеи. — Пойдем, Димитрий! С моими орлами познакомлю! Праздник сегодня: ситрадтигескую деревню отбили, пленных пять штук взяли, телевизор «Панасоник» взяли, «бетеэр» взяли!
Он подцепил Проклятикова под руку и повел вглубь шашлычной, где было особенно дымно и гамно.
— Ты же по-русски отлично говорил… — заметил Проклятиков.
— А! Сапсем забыл, дорогой! — с еще большим акцентом ответствовал Валера. — С кем говорить? О чем говорить? Воюем! — и он быстро и весело прокричал какие-то военные, судя по всему, команды, что-нибудь вроде: «Вперед!», «Обходи с фланга!», «Огонь!».
— Мда, — скупо отозвался Проклятиков. — Мне бы с тобой поговорить надо. Хорошо бы наедине.
— Какой «наедине», Димитрий? — сказал тот, уже подводя его к столу, за которым сидели человек пять. — От них секретов — нет! В одной канаве сидим, одну тушенку едим.
Он познакомил Проклятикова со своими орлами — имена почти у всех были русские — они церемонно выпили за знакомство, за гостя, за военную удачу, за смерть шакалам, за матерей, за любимых женщин. После этого, последнего, тоста Валера наконец вспомнил:
— О чем говорить хотел, Димитрий?
Проклятиков допил вино, закурил. Валера ждал. Ждали и орлы его, взгляды устремив на гостя. Странно, но все они, казалось, ждали чего-то очень серьезного от Проклятикова. Чувствовали, что ли?
— Надя умерла, ты знаешь…
— Умерла, — подтвердил Валера, на мгновение став грустным, и быстро сочувственно тронул Проклятикова за рукав.
— Она не умерла, Валера. Ее убили.
— Что говоришь?! Знаешь?!
— Знаю. Это так же точно, как ты — Валера, а я — Дмитрий.
Орлы о чем-то заговорили между собой. Кажется, втолковывали одному из них, хуже всех знающему русский, смысл сказанного.
— А убил ее — Игорь, муж Нади. Не сам, не сам! Купил людей. Они вкатили ей в вену… — Проклятиков показал жестом. — Включили газ, засунули Надю головой в духовку. «Самоубийство».
Валера, коротко застонав, заскрежетал зубами. Проклятиков впервые в жизни собственными ушами услышал, что это такое — скрежет зубовный.