Через пятнадцать минут Алевтина вернулась, чуть запыхавшись, будто бежала.
— Чего дышишь тяжело?
— Да поскорей хотела. Я отнесу Максу? — это она спросила про номер, беглым почерком написанный ею на листке, и Турецкий кивнул. — Ответ, конечно, сразу? — она улыбнулась.
— Лучше вчера, — «остроумно» ответил Турецкий, откровенно любуясь ее превосходными ножками. Да и вообще всем ее зажигательным обликом. Но она только строго погрозила ему пальчиком, на котором блеснуло красивое колечко, подаренное, между прочим, им же самим Альке на недавнем дне ее рождения, которое они отметили здесь, в офисе. И она с колечком этим не расставалась, словно намекала на нечто тайное и прекрасное, что было между ними. Или могло быть. Или должно было обязательно случиться…
Ох, да какая разница! И было, и случилось, и еще будет наверняка, поскольку для Альки это — как вопрос жизни и смерти, хотя и надуманный. Но нельзя же держать влюбленную в тебя девицу в постоянном напряжении, надо иногда и помогать ей избавляться от перенапряжения, от которого может и стресс случиться. Нет, этому стрессу никак нельзя позволить взять верх, потому что Александр Борисович должен был постоянно думать о здоровье и благополучии своих коллег, иначе какой же ты начальник, пусть и не главный, но все же…
Пока Аля торчала у Макса, а Турецкий, как дежурный, сидел на ее месте, позвонил Алексей Петрович Кротов.
— Александр Борисович, — четко соблюдая свою постоянную утонченную вежливость, узнал голос Кротов, — рад вас слышать. Но буду еще больше рад, если вы заглянете в комнату и сами перезвоните мне на номер, который видите на своем сотовом. Это возможно?
— Разумеется, Алексей Петрович, я весь — сплошное нетерпение.
— Кажется, я вас кое-чем порадую. Ну, жду…
Турецкий позвонил Кротову из комнаты Максима, которая была оборудована с его же помощью хорошими защитными устройствами против постороннего прослушивания. И все в «Глории» об этом, естественно, знали. Здесь же чаще всего и проходили секретные служебные переговоры, в том числе телефонные и даже радиотелефонные. Что ж, значит, у Кротова сведения, как всегда, закрытые…
Аля тактично вышла, а сам Макс никогда не обращал внимания на чужие разговоры.
— Благодарю, Александр Борисович, — сказал Кротов, и Турецкий словно воочию увидел этого невысокого, элегантно одетого, почти всегда при галстуке-бабочке, человека с сильно поседевшими висками на черной, аккуратно подстриженной шевелюре жестких волос. Характер, говорят, бывает такой же. Алексей и сам был ловок и силен, как все специально и профессионально тренированные люди.
— По поводу нашего друга… Тут целая детективная история, достойная пера современного романиста. Но — в двух словах. В девяносто девятом, осенью, нашими спецслужбами был перехвачен у самой границы Чечни с Грузией, в районе Хачароя, караван, двигавшийся в сторону Грузии. Караван попал в ловушку, устроенную пограничниками, и был почти полностью уничтожен. Почти, говорю, потому что двое, несмотря на отданный старшим группы перехвата, подполковником Ловковым, приказ пленных не оставлять, сумели чудом уцелеть. Один из них вел караван и знал, что везли во вьюках лошади. А второй оказался его недостреленным братом. Как спаслись, это другая тема. Так вот, мне удалось прояснить вопрос с грузом. Сведения — из первых рук, как вы понимаете. Караван перевозил тщательно упакованные выдающиеся, музейной ценности, произведения искусства и ювелирные изделия. Все это шло в оплату определенных услуг со стороны руководства некоторых ваххабитских сил, активно поддерживавших тогда войну в Чечне. Конкретные фамилии вам, Александр Борисович, полагаю, не нужны, это дело другого ведомства. Но вот незадача. Среди возвращенных государству после захвата каравана ценностей не было обнаружено многих, весьма ценных предметов. К ним относятся все, без исключения, живописные полотна известных русских и зарубежных художников, их было несколько десятков, значительная часть ювелирных изделий, но самое главное, золотое оружие, принадлежавшее кому-то из знаменитых екатерининских полководцев. Золотое, как вы понимаете, в натуральном смысле.
— Ничего себе! — усмехнулся Турецкий. — Кажется, я уже начинаю кое-что понимать.
— Сейчас поймете еще больше. Не торопитесь, у меня пока есть немного времени. Итак, позже, где-то вскоре после новогодних праздников, так называемого Миллениума, подполковнику Ловкову вне очереди был присвоен чин полковника, а сам он резко повышен в должности и с поста начальника отделения переведен на должность заместителя начальника Управления по борьбе с контрабандой наркотиков, ну, и прочими делами. Там и таможенные связи прослеживались, и с организованной преступностью — все ж повязано. Такой вот послужной список, очевидно, подкрепленный некоторыми находками при захвате каравана. Государству тоже что-то вернулось, надо понимать, но гораздо меньше, чем следовало. И последнее. По некоторым моим сведениям, после возвращения из той командировки тогда еще подполковник Ловков, — а повысят его спустя два месяца, — настойчиво интересовался в архивах наградным оружием времен императрицы Екатерины Великой. Полагаю, что интерес этот был неслучайным, если иметь в виду, что заместителем Директора ФСБ, курирующим, в частности, и Департамент экономической безопасности, был генерал-полковник Ордынцев. По рассказам тех, кто его хорошо знает, он — страстный коллекционер старинного оружия.