Ольга, пораженная таким неожиданным великодушием и тронутая нежными ласками новой своей благотворительницы, бросилась на шею Мавре Савишне и начала целовать ее руки. Последняя хотела что-то сказать, но не могла и, обнимая Ольгу, навзрыд заплакала. Все были тронуты.
– Господь вознаградит тебя за твое доброе дело, Мавра Савишна! – сказал отец Павел.
– И, батюшка, не меня вознаградит, а тебя. У кого я переняла делать добро ближним? Как бы не ты, так я бы с голоду померла. Было время, сама ходила по миру!
По общему совету положено было, чтобы Бурмистров свез Ольгу сначала в Преображенское, чтобы представить ее царю Петру, а потом приехал бы с нею в Ласточкино Гнездо, куда Мавра Савишна со старухой Смирновой и Натальею намеревалась через день отправиться.
Приехавши с Ольгою в село Преображенское, Василий пошел с нею ко дворцу; за ним следовала рота потешных. Царь сидел у окна с матерью своей, Натальею Кирилловной, и супругою, Евдокиею Феодоровной[158]. Увидев Бурмистрова, он взглянул в окно и спросил его:
– Ну что, исполнил ли ты мое поручение? А это что за девушка? Верно, твоя невеста?
– Это, государь, племянница дворянина Сытина, убитого раскольниками. Они хотели ее сжечь вместе с собою.
– Сжечь вместе с собою! – воскликнул Петр. – Войди сюда вместе с девушкой.
Бурмистров, войдя во дворец, подробно рассказал все царю.
– Это ужасно, – повторял Петр, слушая Василия и несколько раз вскакивая с кресел. – Вот плоды невежества! Изуверы губили других, сожгли самих себя, хотели сжечь эту бедную девушку, и все были уверены, что они делают добро и угождают Богу.
– Они более жалки, нежели преступны, – сказал Лефор, стоявший возле кресел Петра. – Просвети, государь подданных твоих. Просвещение отвратит гораздо более злодейств и преступлений, нежели самые строгие казни.
– Да, любезный Франц! – воскликнул с жаром Петр, схватив за руку Лефора. – Даю тебе слово: целую жизнь стремиться к просвещению моих подданных.
– Остались ли у тебя родственники после погибшего дяди? – спросила Ольгу царица Наталья Кирилловна.
– Нет, государыня, никого не осталось, – отвечала Ольга дрожащим от робости голосом. – Тетка моего избавителя берет меня к себе в дом вместо дочери.
– Твоя тетка? – спросил Петр Бурмистрова. – Та самая, у которой Лысков отнял поместье?
– Та самая, государь!
– Скажи ей, что если Лысков и кто бы то ни был станет как-нибудь притеснять ее, то пусть она прямо приезжает ко мне с жалобою – я буду ее постоянный защитник и покровитель.
– Отдай твоей новой матери этот небольшой подарок, – сказала царица Наталья Кирилловна, сняв с руки золотой перстень с драгоценным яхонтом и подавая Ольге. – Скажи ей, чтобы она уведомила меня, когда станет выдавать тебя замуж, я дам тогда тебе приданое и сама вышью для тебя подвенечное покрывало.
– Чем заслужила я такую милость, матушка-царица? – сказала со слезами на глазах Ольга, бросясь на колени пред Натальей Кирилловной.
– Можно ли и мне подарить этой девушке перстень? – спросила царя на ухо юная прелестная супруга его. Несколько раз заметив бережливость Петра, она без согласия его не решалась ни на какую издержку.
Петр легким наклонением головы изъявил согласие, и молодая царица, подавши Ольге со своей руки перстень с рубином, до слез была растрогана пламенным и вместе почтительным изъявлением ее благодарности.
– Ну, пятисотенный! – сказал Петр Бурмистрову. – Спасибо тебе за твою службу! Чем же наградить тебя?.. Хочешь ли ты служить у меня, в Преображенском? Да что тебя спрашивать, по глазам вижу, что хочешь. Я жалую тебя ротмистром[159]. Ты, как я заметил, славно верхом ездишь. Здесь есть у меня особая конная рота, ее зовут Налеты[160]. Объяви им, любезный Франц, что назначил Бурмистрова их начальником. Итак, ты остаешься, новый ротмистр, здесь. Ах да, совсем забыл! Прежде тебе надобно жениться. Отвези эту девушку к своей тетке, потом женись и приезжай с твоею молодою женою ко мне в Преображенское. Пойдем, любезный Франц! – продолжал Петр, обратясь к Лефору. – Надобно сказать спасибо солдатам третьей роты и их за поход наградить.
Петр вышел с Лефором из горницы, потрепав мимоходом Бурмистрова по плечу и примолвив:
– Прощай, ротмистр, до свидания!
Обе царицы между тем подошли к растворенному окну, из которого видна была стоявшая пред дворцом третья рота.
Бурмистров и Ольга вышли из дворца и отправились в Ласточкино Гнездо. Мавра Савишна, бывшая уже там с Натальей и ее матерью, выбежала в сени навстречу племяннику. Кто опишет восторг ее, когда Ольга подала ей подарок царицы! Она ничего не могла сказать, упала на колени и, целуя с жаром перстень, навзрыд плакала.
158
Царь Петр Алексеевич вступил в брак 27 генваря 1689 г. с Евдокиею Феодоровной Лопухиною. (Примеч. автора.)
Царица Евдокия Федоровна (1670–1731) – первая супруга Петра I. В этом браке был рожден сын Алексей (1690 г.). После сближения Петра с Анной Монс в 1698 г. по его приказанию Лопухина была отправлена в Покровский девичий монастырь в Суздале, а в 1718 г., по обвинению в участии в заговоре против Петра I, была переведена в один из северных монастырей, а затем в Шлиссельбургскую крепость. В 1727 г. после воцарения Петpa II, своего внука, освобождена из заключения, вновь получила права царицы.
160
В то время были две особые роты: одна называлась Налеты, другая Нахалы. Первая набрана была из охотников и боярских слуг, вторая составлена была из людей, отданных в военную службу их господами. В 1694 г. во время маневров, известных под именем Кожуховского похода, они находились под командою князя Ромодановского со стороны потешных, сражавшихся против стрельцов. В «Опыте трудов Вольного Российского Собрания» в IV части сказано, что Нахалы были конные, а Налеты – пешие; но нет сомнения, что это показание должно понимать наоборот. Самое название Налеты доказывает, что они составляли конную роту, а Нахалы, следственно, пешую. (Примеч. автора.)