– Перестань, – попросила Катя.
Что перестать? Сопротивляться? Полностью подчиниться ее воле. Пусть заглатывает, жует и переваривает. Пусть.
Костя хотел что-то сказать, но не мог пошевелить языком. Во рту пересохло. Язык стал шерстяной, как валенок.
Они легли не раздеваясь. Костя звенел от страсти, как серебряный колокол, в который ударили. И вдруг, в самый неподходящий или, наоборот, в самый подходящий момент, он услышал внизу шаги. Шаги и голоса.
Костя замер как соляной столб. А Катя легко поднялась с дивана, застегнула свои медные пуговицы и сбежала вниз по лестнице.
Вернулась довольно быстро.
– Это соседи, – сообщила она. – Увидели, что дверь открыта, пришли проверить. Они следят, чтобы не залезли бомжи.
– Заботятся, – похвалил Костя.
– О себе, – уточнила Катя. – Если дом подожгут, то и соседи сгорят. Огонь перекинется по деревьям.
Катя скинула пальто и легла. Замерла в ожидании блаженства. Но Костя уже ничего не мог. Как будто ударили палкой по нервам. Все, что звенело, – упало, и казалось – безвозвратно. Так будет всегда. Вот так становятся импотентами: удар по нервам в минуту наивысшего напряжения.
Он сошел с тахты. У него было растерянное лицо. Ему было не до Кати и вообще ни до чего.
Он стоял и застегивал пуговицы на рубашке, затягивал пояс.
Катя подошла, молча. Обняла. Ничего не говорила. Просто стояла и все. Косте хотелось, чтобы так было всегда. В любом контексте, но рядом с ней. Пусть опозоренным, испуганным – но рядом. Однако он знал, что надо отстраниться, отойти и валить в свою жизнь.
Костя отодвинулся и сбежал вниз по лестнице. Катя не побежала следом. Зачем? Она спокойно еще раз обошла весь второй этаж. Потом спустилась и обошла комнаты внизу, заглянула в кладовку.
– Помнишь, как говорила Васса Железнова: «Наше – это ничье. МОЕ».
– Когда это она так говорила? – спросил Костя, будто Васса Железнова была их общей знакомой.
– Когда корабль спускали на воду, – напомнила Катя.
Костя никогда не читал этот роман. Из Горького он знал только «Песню о Буревестнике».
Катя тщательно заперла входную дверь. Подергала для верности.
Сели в машину.
Катя забыла об их близости, думала только о даче.
– Если фундамент состоятельный, можно будет поставить сверху третий этаж. Это увеличит продажную стоимость.
– Зачем тебе столько денег? – удивился Костя.
– Денег много не бывает.
– Но ты хочешь больше, чем можешь потратить.
– Я хочу открыть издательство, – созналась Катя. – Выпускать альбомы современного искусства. Сейчас тоже есть свои Рембрандты. Но они все по частным коллекциям. Их надо собрать.
– Возьми деньги у мужа.
– Он не даст. Это очень дорогие альбомы. Там особенная мелованная бумага, ее в Финляндии надо заказывать. И полиграфия…
– Твой муж жадный?
– Мой муж умеет считать. Он говорит, что я на этих журналах прогорю. Очень большая себестоимость. Их никто не будет покупать, и кончится тем, что они будут штабелями лежать у нас в гараже.
– Он, наверное, прав…
Катя смотрела перед собой.
– Если считать результатом деньги, то он прав. Но деньги – это только деньги. Хочется, чтобы ОСТАЛОСЬ.
– Рожай детей. Они останутся.
– Это самое простое. Все рожают, и куры, и коровы. А вот издательство…
Машина выбежала из дачного поселка. Кончилось золотое и багряное. Впереди были серая дорога и серый город.
– Выходи за меня замуж, – вдруг сказал Костя. Он сначала сказал, а потом услышал себя. Но было уже поздно.
– Что? – переспросила Катя, хотя прекрасно расслышала.
– Замуж. За меня. Ты, – раздельно повторил Костя.
– Интересно… – проговорила Катя. – Я своего мужа дожимала пять лет. Он упирался. А ты сделал мне предложение на второй день.
– Я тебя люблю. Мне не надо проверять свои чувства. Я хочу, чтобы мы не расставались.
– У тебя есть где жить? – поинтересовалась Катя.
– Нет.
– А на что жить?
– Нет.
– Значит, ты рассчитываешь на мои деньги и на мою территорию. Так и скажи: женись на мне. Это будет точнее.
Катя издевалась. Она издевалась над ЧУВСТВОМ. Территория чувства – сердце. Значит, она издевалась и над сердцем, и над душой. И только потому, что у нее были деньги, которые она добывала, обманывая старух.
Костя понял, что он не захочет ее больше видеть. Цинизм – вот что течет по ее жилам и сосудам. Она вся пропитана цинизмом, как селедка солью. Сейчас он довезет ее до подъезда, возьмет деньги, заедет на базар, купит хурму, курагу и привезет домой. Он наполнит дом витаминами. А весь остальной мир с его грандиозными планами – его не касается. В своем доме – он МУЖ, опора и добытчик. И так будет всегда.