Кто же, наконец, эти поэты «имажисты», участники нового вихря, для благополучия и свободы которых нужно даже насильственно изменить климат Англии и «смести» всех современных мыслителей, а вместе с ними и почтамт, и оставить в Англии только певиц легкого жанра, да еще армию спасения? — В «Blast»-е выступает с рядом стихотворений только один из них, Эзра Поунд. Но и остальные известны по антологии «Des Imagistes» и по стихам, напечатанным в разных изданиях. Эзра Поунд — культурный поэт с выработанным, многообразным стихом, прямой наследник ритмических изысканий Свинборна, воспевший своего учителя в классически строгом пэане «Salve Pontifex». Он знаток поэзии трубадуров и ранних итальянских поэтов, прекрасно перевел сонеты Гвидо Кавалькатти. Оп художественный критик, автор книги с любопытными эстетическими теориями — «The Spirit Of Romance», все это очень почтенно и полно литературных достоинств. Говоря о современных английских поэтах и писателях общего уровня, следует, конечно, включить в их число и Поунда, отмечая индивидуальные особенности его музыкального ритма и его эксперименты в применении старо-французских, а также и греческих, ритмов к английскому стиху. Но теперь Эзра Поунд не вообще поэт: он создатель «имажизма», выкинувший из поэзии все, кроме образа, кроме того, что в зародыше и в то же время в синтезе объединяет в себе все образы, как бы включает в себя хаос — и в то же время проектирует его в первозданной отвлеченности.
Если читатель, ознакомившись с этой многообещающей теорией «имажизма» будет ожидать от стихов Эзры Поунда действительно новых откровений — его ждет большое разочарование. Теоретик — что самое роковое для поэзии — ринулся вперед, и поэзия его осталась в прежней плоскости, лишь насильственно иногда подогнанная под измышлённую теорию. Поунд остался новатором имажистом лишь в своих вещаниях, а стихи его большей частью чисто «литературные», насквозь проникнутые классическими воспоминаниями, даже с греческими и латинскими заглавиями: «Doris», «Phaselus Ille», «Queis» и т. д. Как это, казалось бы, согласовать с гордым заявлением — «прошлое нами просто забыто». Наиболее близким к «имажизму» — и то не в смысле новой отвлеченности образов, а только по обще-модернистской окраске восприятия — был один стих большого, чисто описательного стихотворения Поунда, напечатанного год тому назад в «Poetry». В этом стихе он говорит о солнечном луче, который явился его взору, «точно позолоченная Павлова». Тут есть свежая непосредственность современного поэта: красота им осознанная, в которой он соучаствует своей индивидуальностью, становится для него критерием при восприятии вне его стоящего мира. Природа становится образом, реальность переносится в мир индивидуального сознания. Это не «новое», но это наше, и тем самым нам близко, отражает нашу правду.
В «Blast»-е наиболее имажистским является полуироническое, полуобразное стихотворение Поунда. «Перед сном». Приводим его в близкой передаче:
Это стихотворение свидетельствует и о вкусе, и о непосредственном поэтическом чутье Эзры Поунда — но веде мы ждем, мы вправе ждать от него дерзновений и откровений. А любое стихотворение Свинборна еще с большей ритмичностью и лиризмом сливает индивидуальные эмоции и волю с движениями и жизнью космоса.
А когда Эзра Поунд хочет быть дерзновенным, ом теряет и присущую ему стильность. В «Monumentum acre etc» он бросает вызов тем, которые осуждают его в высокомерии, в том «что он слишком много взял на себя». Он говорит им, что все мелкое и смешное в нем забудется. «А вы» — грозит он враждебной толпе — «вы будете лежать в земле, и неизвестно, будет ли ваш тлен достаточно жирным удобрением, чтобы произросла из него трава на вашей могиле». Не стоило, казалось бы, писать манифесты о вихрях, чтобы романтично гордиться своим поэтическим призванием, да еще отругиваться в духе Золя. Нет, Поунд, провозгласивший царство «имажизма», только проповедник грядущих, «новых egos», а в своей поэзии никаких откровений он не дает. Как образец истинного «имажизма», полного соответствия его заданиям, сами проповедники «вортекса» приводят стихотворение одного из участников имажистской антологии, поэта (вернее, поэтессы) H. D. Вот оно:
Это стихотворение программно выдержанное, все в образах, намеренно не разделенных на соотношения между включенными в них землей, стихией моря и человеком — и потому рождающее в воображении невыраженные эмоции трех отдельных, но слитых в картине миров. Тут есть поэтическая идея — но плодотворная ли, дерзновенная ли, отражающая ли нашу душу, или же просто новый оттенок виртуозности формы, новый вариант отживающего александризма?
Чтобы пронизать пространство вихрем и создать новые отвлеченности, нужны не ученые синтезы образов, а нужно освобождающее ответное слово смятенному миру. Если таким словом не был и футуризм, сбившийся на отражение коммерчески-завоевательных инстинктов буржуазной толпы, то не холодному (напрасно вортицисты так ополчились на солнценосный гольф-стрэм: солнца и так мало в англосаксонской крови), мудрящему над слитно-раздельными образами, имажизму сказать нужное нам слово, создать новые отвлеченности, признав все сущее хаосом для сотворения нового мира.
Есть еще и другие имажисты: Аллингтон, Флинт, а также Гелем (T. F. Hulme), полное собрание сочинений которого, т. е. счетом пять стихотворений, каждое в четыре пли в семь стихов, издано в виде приложения к книге Эзры Поунда «Ripostes». Но о всех них едва ли стоит и упоминать. Они совершенно бесцветны и — что уже кажется просто насмешкой над их собственными определениями своих задач — полны перепевов греческих мотивов. Уж если все дело в синтетичности и вместе с тем индивидуальности образов, то следовало бы хоть обладать воображением и создавать их — а не черпать их готовыми из забытого ими прошлого.
Пожалуй правы обличаемые Эзрой Поундом враги его: он слишком много взял на себя, возвестив о нарождении «новых egos». В Англии, no крайней мере, они еще не народились. Не достаточно еще действенными оказались проклятия вортицистов английскому климату, юмору, боязни быть смешным и т. д. Поэзия имажистов ничего яркого не дала — как не дали ничего нового их проклятия и благословения. Но теория «вихря в пространстве» и необходимость создать новые отвлеченности сама по себе плодотворная. Где же и когда она воплотится в творчестве, перестав быть только теорией и мечтой?