Лоренца, единственный друг, была как-то в стороне, проводя большую часть времени в прогулках по разным частям Рима не только там, где она выросла и где встречалась с графом, но и там, где она никогда раньше не бывала. Словно она хотела насмотреться досыта ненаглядной и торжественной красотою унылого и прекрасного города.
Графине шел тридцать седьмой год, она пополнела, и хромота ее стала менее заметна, а свежее, без единой морщинки лицо действительно заставляло подозревать, что Калиостро знает секрет молодости.
Лоренца зашла как-то в церковь; это была маленькая приходская церковь, день был будний, и молодой священник с мальчиком служили тихую обедню для трех-четырех человек. Графиня удивилась, она, кажется, со дня своей свадьбы не была в церкви. Она не растрогалась – ей стало жаль себя и на кого-то обидно. Она опять вспомнила про Франческо.
Время шло, приближалось Рождество Христово. Однажды на праздниках Лоренца, сидя у окна, вдруг услыхала дудки и волынку, то пифферари шли с вертепом поздравлять христиан с праздником. Лоренца упросила графа позволить пригласить к ним пифферари, сама ветром сбежала с лестницы. Дул холодный ветер, и казалось, скоро пойдет снег. Такая тишина на площади, мальчики везут свой картонный пестрый вертеп.
Лоренца, накинув шубку на одно плечо, крикнула весело, как девочка:
– Мальчики, зайдите к нам!
Маленький сделал было шаг к синьоре, но старший взял его за руку и, посмотрев на дом и Лоренцу, ответил, не снимая шапки:
– Нам некогда!
– Почему некогда? Пойдите, поиграйте. Вон какая у тебя славная волынка.
Мальчик нахмурился.
– Мы к еретикам и жидам не ходим. Вы проклятые. Для вас Христос не родился.
Графиня осталась стоять на пороге, шубка на одно плечо, рукой опершись о косяк, улыбаясь, будто замерзла. Потом тихо побрела по лестнице, когда уж маленькие пифферари с своим вертепом скрылись из виду. Придя домой, Лоренца бросилась на кровать и громко зарыдала. Калиостро, даже позабывший про пифферари, спрашивал жену с тревогою:
– Но что с тобою, Лоренца? Курочка, что с тобою?
– Мы проклятые, для нас Христос не родился, и даже дети, уличные мальчишки, гнушаются нами.
Калиостро, помолчав, сказал ласково:
– Ведь ты знаешь, что это вздор. Охота верить и придавать значение словам детей.
Однако Римская курия рассуждала не лучше маленьких пифферари и 27 декабря арестовала графа и графиню Калиостро как еретиков, колдунов, масонов и безбожников.
В доносе, на основании которого был произведен этот арест, было так охотно описано все странное убранство графского помещения и так любовно поставлена каждая мелочь в вину, что сделать это мог только человек, устроивший это убранство, т. е. Франческо ди С. Маурицио, который как раз куда-то исчез.
Так как масоны думали, что арест графа повлияет на их судьбу, то все в ту же ночь бежали: и Вивальди, и Танганелли, и художник Любель; маркиза Вивальди, та даже переоделась венгерским гусаром для бегства. Никто не разделил участи с Калиостро, кроме несчастного приятеля и спутника его на всю жизнь, бедной Лоренцы.
Римская курия на все привыкла смотреть с точки зрения вечности, потому срок от 27 декабря 1789-го до 20 апреля 1791 г. ей казался довольно коротким для того, чтобы вынести свой приговор над несчастным заключенным. Сначала графа заточили в крепость Св. Ангела, потом перевели в тюрьму С.Лео близ Урбано. Редко кто выходил к милой жизни из этих мрачных затворок. Разве только для того, чтобы увидеть в последний раз золотое вечное римское небо сквозь дым и искры еретического костра!
Графиню убеждали давать показания против мужа, как против простого мошенника и шарлатана, уверяя, что таким образом наказание будет легче; Калиостро оправдывался, делая логические и богословские доказательства своей правоты и чистоты своего сердца. Соединяя все вместе, получали смешную и чудовищную жизнь учителя, самозванца, целителя, благодетеля человеческого рода и антихриста.