Выбрать главу
Глупой комедии остановите ход
Смотрите срываю игрушки-латы я величайший Дон-Кихот
Помните . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . секунду усталый стал. Толпа орала: «марала! ма-ра-ла маа-раа-лаа!»
Правильно Каждого кто об отдыхе взмолится оплюй в его весеннем дне Армии подвижников обреченным добровольцам пощады нет
Довольно!
Теперь клянусь моей языческой силою! дайте любую красивую, юную души не растрачу изнасилую и в сердце насмешку плюну ей
Око за око!
Севы мести в тысячу крат жни В каждое ухо ввой «вся земля каторжник с наполовину выбритой солнцем головой»
Убьете похороните выроюсь Об камень обточатся зубов ножи еще Собакой забьюсь . . . . . . . . . . Буду бешеный! вгрызаться в ножища пахнущие потом и базаром
Ночью вскочите Я звал Белым быком возрос М у у у у В ярмо замучена шея язва над нею смерчи мух
Лосем обернусь, в провода впутаю голову ветвистую с налитыми кровью глазами Да! Затравленным зверем над миром выстою
Не уйти человеку Молитва у рта лег на плиты просящ и грязен он. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Солнце лучей не кинь Иссохните реки жажду утолить не дав ему чтоб тысячами рождались мои ученики трубить с площадей анафему
И когда на веков верхи став последний выйдет день им, . . . . . . . . . . . . . . . зажгусь кровавым видением
Светает Все шире разверзается неба рот Ночь пьет за глотком глоток он От окон зарево. От окон жар течет От окон жидкое солнце льется на спящий город
Святая месть моя Опять над уличной пылью ступенями строк ввысь поведи До края полное сердце вылью в исповеди
Грядущие люди! Кто вы? Вот я весь боль и ушиб Вам завещаю я сад фруктовый моей великой души

Николай Евреинов

Утонченный «гран-гиньоль»

Есть масса «вещей», в которых нам до ужаса совестно, до ужаса страшно самим себе признаться.

Одно представление, что кто-то об этом узнает, коснется этого своею чуждостью да еще (скорее смерть) начнет об этом «распространяться» и (ледяной холод при одной мысли!) станет критиковать, обсуждать, порицать, стыдить или поощрять, злодейски издаваясь, о… Тысяча замков на дверь моей спальни, чтобы во сне, вдруг, ни с того, ни с сего, как-нибудь, все-таки, тем не менее, я не проговорился, а другой (да будь он проклят!) не подслушал!..

Вот какие бывают «вещи» на свете!

Уж такие интимные «вещи», что мать родная не узнает, духовнику побоюсь признаться, бочку вина выпью – и то себя не выдам.

Словом, «тайна сия умрет вместе со мною», и вы во веки веков о ней не догадаетесь!

Да что вы!.. – мне самому, «сия тайна» не вполне известна, так как думать о ней мучительно стыдно, до-смерти унизительно, и я и разговаривать-то о ней с собой не дерзаю! И однако…

Когда эдак зазнобит слегка или не спится ночью, весь день нервы до сто раз перечеркнутого «до» натягивались, во рту сухо, руки холодные, и хочется, маниакально хочется чего-нибудь такого, чтобы потрясло до обморока, до истерики, до я не знаю чего, лишь бы наступила реакция, полнейший рамолисмент, необорный сон, а на завтра вкус манной кашки во рту.

Да-с. И вот в такие-то моменты хорошо проделать следующее: взять и загримироваться каким-то «неизвестным господином» подозрительной наружности. Эдак «психологически» загримироваться, я хочу сказать: в максимальной корреспонденции с вашим нервным тонусом. Ну и одеться соответственно. Недурно использовать дымчатое пенсне или очки, чтобы и так уж загримированные глаза еще чуждее казались. (Конечно на такой случай нужно иметь все заготовленным в попарной аккуратности, чтобы моментально явилось под рукой; начнешь валандаться. – все дело насмарку). Свет перед зеркалом установите так, чтоб, освещая он не давал явственно разглядеть гримировку. Словом, пришел какой-то, «неизвестный господин», который, чорт его знает каким путем, все про вас выведал, влез в дом, уселся перед вами, поправил пенсне рукой в перчатке и начинает свои обличения, подхихикивания, обещания непременно рассказать об этом вашим знакомым, врагам. Женщине, перед которой вы хотите гарцевать на белом коне без пятнышка и т. д.