Чего-то жить захотелось. В обоих смыслах этого слова. Но есть препятствия: вот сейчас встанет солнышко и поганцы всякие нас сверху… чем ни попадя по чём ни попало.
Я такую историю слышал. Именно применительно к этой эпохе. «Последний бой императора» — называется.
Мануил Комнин сдуру влез в какое-то ущелье. Ну, сельджуки греков и раскатали. Позору было…! Европейцы перестали называть Мануила Императором Римской империи — исключительно по-простому: «король греков». Мануил страшно расстроился и ушёл. В астрологию. Вернулся оттуда — только перед самой смертью.
Кстати, у Боголюбского сегодня тоже… «прощальная гастроль». Последний бой с его личным участием. Дальше полки сынок его будет водить. Андрей сложит с себя и личную рубку в бешеной конной атаке, которой неоднократно прославился в предшествующих войнах, и функции главнокомандующего. Будет осуществлять общее политическое руководство. Интересно бы посмотреть.
Факеншит! Интересно бы дожить до «посмотреть»!
Успокаивает то, что, судя по летописям, нас не побьют. Типа: дружина — «вся здраву». А вот пехота… «Стояху же пешци съ святою Богородицею на полчище, подъ стягы»… Но — все ли? И где — конкретно я буду?
Тут где-то наверху заорали. Зашумели, застучали, зазвенели. Бой у них там какой-то? «Эй вы там, наверху. У вас опять потехи час?». Дудки какие-то противно засвистели. Рожки наши русские завопили… «Не-удмурты» зашипели громко. И мы побежали. Веером. На стенку оврага. Как на вражескую крепость. Только без лестниц.
Тут уж как кому чего выпало. Или — попало. Мне попало… тьфу, блин, не отплеваться… суглинистая крутая узкая промоина. Заросшая кое-каким овраго-борто-укрепительным… еле выговорил… кустарником. По которому мы, как стая наших предков по пальмам… Но — со щитами, мечами, копьями… и матюками.
Точно, от «правильной» обезьяны произошли. Все 22 человека нашей хоругви.
Не зря я ребятишкам намедни мозги промывал: ни один не потерялся, ни один не отлучился. Держат друг за друга за штаны, как дитятко за мамкину титьку. Все добежали, оглядываются — стяг наш с петухом высматривают.
Тут тоже нельзя терять чувство меры. Стяг, конечно — место сбора. Но с учётом обстановки. А то была лет 17 назад такая Теребовольская битва. Молодой Остомысл с Изей Блескучим схлестнулись. Изя галичан поразгонял, а потом поднял брошенные ими на поле боя стяги. И галицкие к стягам — дружно прибежали. Где и были взяты в плен. Как дети малые!
Количество пленных превосходило численность Изиной дружины. Изя обеспокоился возможными… «негораздами» и велел пленных перебить. Не всех — бояр оставил.
Оцените чувства простого молодого воина из Галича, который всё сделал правильно: стоял, пока все стояли, побежал, когда все побежали, увидел свой стяг, и, как с детства вбивается, потопал к нему. А его — хвать, и горло режут! Насмерть! Свои же! Такие же киевские и волынские гридни! В какой-то местной войне, в какой-то мелкой битве, в мартовских туманах 1147 года…
Только посчитались — снизу орут:
– Посторонись… тебя… и мать твою… Другие лезут. Или вы там сами поганых бить будите? Так мы домой пойдём.
Сдвинулись. Наверху уже видно — светать начинает. Вот и поле сыскалось. Летопись говорит: «полчище».
Пейзаж… — типичный. Впереди — лес, справа — лес. Слева — тоже лес. И за спиной… полоса лиственного леса по краю оврага. За правым лесом где-то далеко — пустое пространство. Там Волга и низкий левый её берег. Впереди, чуть выше — сосновый бор, «Гребешок» этих Дятловых гор. За ним должна быть Ока и тоже огромный распахнутый простор её левого берега. Но отсюда, снизу через «Гребешок» — не видать.
Слева, за версту-полторы в лесу идёт бой. Оттуда на открытое пространство вдруг вываливается несколько… деятелей. Удирают во весь дух. Следом выскакивает пара-тройка конных и начинает их рубить. Это называется — «в капусту»? Кто-то кого-то… а хрен его знает. Войсковой формы нет, стягов нет, чего там на щитах нарисовано — отсюда не понять.
Наши лезут из оврага, воеводы бегают вдоль толпы и растягивают её в двухшеренговый строй. Пытаются выровнять в прямую линию. Но…
Строй… три ягодицы в ряд представляете? Мы — прыщом на самой выдающейся точке крайне правой. От меня до леса передо мной шагов сто — сто двадцать. И никаких врагов! Вот бы тут бы я бы как побежал бы! Как бы захватил поганых с басурманами врасплох…!
Не велено: стоять ровно, держать строй.
Дурни! Идиоты! Вот же: броском через лес! Овладеть господствующими высотами! Сметая кинжальным огнём…! Или — навесным… Или ещё чем…
Не велено. Стоять. Поднять стяги. Держать строй.
Командиры… Уелбантурить бы вас всех тройным факеншитом! Вот же: враг не готов! Удачный момент! Атаковать немедля! Стометровка — и я в лесу. Ещё одна — и я уже на гребне над Бряхимовом…! Та-та-та… пулемёт, миномёт, подствольничек…
Не велено. Держать строй. Снять шапки, перекреститься — Владимирскую чудотворную из оврага подняли, в середине, за строем поставили.
Хорошо стоит. Высоко подняли. Блестит ярко. Как раз между «ягодицами» наших построений. Так и зовёт, так манит. Своими сорока фунтами золота в окладе. Супостаты точно туда полезут.
И тут мы их… с двух сторон нашими ягодицами… В смысле — хоругвями.
Какой-то брюхатый начальник, придерживая саблю у бедра пробегает мимо и тычет в меня пальцем:
– Хуиви! Застебни!
Что?! Да за такие слова…! Факеншит! Угро-финны… «Хуиви» — шарфик или какая-нибудь ещё хрень на шее. У меня ворот кафтана распахнут: пока лезли наверх — согрелся. Спасибо, дядя, «застёбываюсь».
Всё, поздно. Кретины. Проспали.
В лесу напротив видны толпы вооружённых людей. Они бегом прорываются сквозь молодую поросль по краю леса, растягиваются в линию напротив нашей. Дистанция — сто шагов, 60–70 метров. Хорошо видны черты лиц, кисти рук, детали вооружения.
Ранним утром слышимость хорошая, с той стороны — разговор, кашель, бряканье оружия.
Это тебе не «Градом» где-то кого-то. Это — «лицом к лицу». Знакомого. С сегодняшнего утра. Визуально и предсмертно.
Страшно. До дрожи. Пока — не от того, что они тебя хотят… А что ты сам вот-вот… вон того. Или — вон того… Зарезать. Или — вспороть. Или — раскроить. И как он потом будет… распоротый. Или — проколотый. Или — порубленный.
Последнее — вряд ли. У меня топора нет. А саблей я… Плевать. Буду колоть. «Огрызками». И резать — ими же. Вон того длинного. Или вон того, рыжего. А вон тот… сильно здоровый. Лучше… пусть его другие.
«…по большей части народ крупный, высокого роста, здоровый, с смелым взглядом…» — вот таких сейчас и будем резать. Или — они нас. «Свободными, непринуждёнными движениями».
Глава 328
Лица открытые — личин, забрал нет. На голове круглые шапки без нащёчников и назатыльников. Вроде бы матерчатые. Но что внутри — хрен знает. Гнутый крест на всё темечко? Держалка для черепушки.
Круглые щиты с умбоном в середине. Диаметр 60-100 см. Толщина… ну-ка поверни дружок… Ага. Ерунда — 1 см. И вес у него… если из ясеня — килограммов 3–5. Фигня. Топора — не удержит. Игрушка. Для бегуна.
Ну и правильно: лесовики хорошо дерутся из засады. На поле — не стоят, по полю — не ходят. Только бегают. В атаку — быстро бегом вперёд, из атаки… — ещё быстрее.
Строя не держат — бой поединком. Трое на одного со всех сторон. А вот строем, «лицом к лицу»… оружие у них на это не рассчитано. И с копьями так же — рогатин нет. Обычные охотничьи копья среднего размера. Значит, будут не только от бедра тыкать, а и сверху колоть, и сблизи помётывать.
Луков много, через одного. Луки — дрянь. Слабенькие. Ни вставок, ни накладок, ни рогов. Просто небольшие палки с верёвкой.
Сабель, мечей — не вижу, топоры — у каждого. На наши плотницкие похожи.
Корпусных железных доспехов не вижу. Ни — кольчуг с панцирями, ни — чешуи. Про ламилляры… не здесь. Хотя у кого-то из их вятших — могут быть.