Мне это всё… малоинтересно. Но три года назад команда сторонников Инге Горбатого, убитого в битве при Осло, побежала куда глаза глядят. Как я понимаю, глядеть им надо было далеко: остатки партии Инге попали в руки крутому местному лендерманну Эрлингу Скакке. Который и врагов победил, и своих больно построил.
Наши нурманы, а это, фактически, родственники из одного клана, добежали аж до Твери. Где и нанялись на службу к уже удельному, но ещё бездружинному Володше. Тому-то это подарок: своих «янычар» у него нет, местным он не верит. А вот такие дальние… пока платишь — не предадут.
Глава команды попал даже на должность княжьего конюшего. То есть — главнокомандующего войсками княжества.
Дядя… звать Сигурд. Среди всей этой длинномерной братии — карлик. В смысле: чуть ниже нормального среднего для Руси роста. Немолод, худощав, сутуловат. Прозвище — «сука белесая», губами плямкает, говорит мало и тихо. Постоянно зол и очень конкретен. Типа:
– Десять плетей. У шатра перед отбоем.
– За что?!
– На поясе шов разошёлся. Не зашьёшь к вечеру — 20.
Это — не мне. Но я же — не просто умный, а чуток уже и мудрый! Я уже и на чужих ошибках способен учиться!
И не я один: вся хоругвь враз «помудрела» — всю амуницию через пальцы пропустила.
Резан, он у нас типа прапора или сержанта, уточнил одну деталь:
– Дурака-то перед княжьим шатром выпорют. А вот боярину его суке этой белесой — подношение нести. Так что, дурню ещё и свой господин на спине отыграется.
У тридцати княжьих гридней — тридцать княжьих отроков-оруженосцев. Остальное — свита из вятших и слуги. Часть — пассажиры. Лекаря княжеского на вёсла не посадишь — староват. Княжеского кузнеца — можно. Но он даёт в морду. А на веслах трудится его подмастерье. Сам князь, сударушка его, еёная служанка, писарь, походный спальник, поп, повар… — есть кому задарма прокатиться.
Три княжеских ладьи с гриднями и четвёртая со слугами идут впереди. По науке, в воинском походе положено иметь два комплекта гребунов. Потому на лодии должно быть 25–30 человек. Вот и получается в княжеской части каравана — за сотню голов. Лодочки битком набиты — поход дальний, припасу прилично взято, барахло горками лежит, да пассажиры сидят.
Нурманы — лбы здоровые, мы бы за ними и не угнались, но они тянут дощаники с лошадьми. Гридни в бой пойдут на добрых конях, сеунчеи (вестовые) — на резвых. На дощаниках ещё и сено везут. Крестьяне своё-то всё поели, трава ещё не выросла, а кормить одним зерном лошадь нельзя.
Хорошую вещь новогородцы придумали. Это я про дощаники — лет пятьдесят как в Новгороде появились. Раньше-то — всё корыты долблёные. Как у византийцев о Руси было сказано: «Спускают к Киеву по весне колоды во множестве. И ладят из них лодии». «Ладят» — в смысле — долбят.
Вторым сортом у нас в войске — боярские дружины. Их ещё хоругвями называют.
У каждой боярской хоругви есть свой стяг. Когда бить будут — нужно к нему бежать. А пока мы его над лодкой поднимаем. Когда становимся на берегу — тоже ставим, чтобы все видели. Княжеские стяги бывают ну очень большие. Их пока установишь, да закрепишь…
В летописях есть выражение: «не поднявши стяга». В смысле: «внезапная атака», «с марша в бой». У нас — флаг нормальный. Эту палку с тряпкой наш знаменосец, молодой парень — в одиночку таскает.
Стяги на «Святой Руси» — треугольные. Прежде были хвостатые, типа бунчуков, теперь просто сильно вытянутый от древка полотняный равнобедренный треугольник преимущественно красного цвета. Хотя встречаются желтые, зеленые, белые, черные. Иногда бывает специальное навершие (полумесяц или иное) — «челка стяговая», и рисунок на стяге.
В отличие от более поздних времён, в рисунках нет Спаса. В отличие от печатей — нет Богоматери и надписей. Много коней, птиц.
У нас, например, на красном поле чёрный петух вышит.
Лазарь целую лекцию прочитал. О глубоко сакральном смысле фона и рисунка. Типа: мы такие петухи, что, как прокукарекаем — так для ворогов чёрный день наступит, а к нам «радость красная» придёт. «Критические дни», что ли?
Петух вышит с таким… стелющимся хвостом как у степного жеребца. В этот хвост его дружинники и целовали. Ну, когда присягу принимали.
Воинов у нас, как положено — 15 человек, «большой десяток». А ещё — я и Сухан. Мы не дружинники, а товарищи. Путешествуем совместно по собственной надобности. И, в рамках этой надобности, подчиняемся командиру — бояричу Лазарю. Он, как и я, боярской шапки не получал ещё, поэтому не боярин, а боярич.
Над воинами главный — старший десятник Резан. Отличается резано-рубленной мордой, склонностью к мордобою и мрачным характером. И, почему-то, нехорошо на меня косится.
Остальные бойцы… не бойцы. Молодые крестьянские парни из вотчины. Есть пара бобылей постарше.
Кроме не-бойцов, ещё десяток совсем не-воинов: слуги разной степени непригодности. Кашевара, к примеру, нам боярыня Рада такого всунула… лучше я водицы речной похлебаю.
У нас хорошая «рязаночка» — плоскодонка на 6 пар весел. По головам считать — две смены гребцов. Но это когда все гребут.
Я сразу за весло сел. Лазарь начал, смущаясь, толковать, что, де, дорогому гостю невместно со смердами в общий ряд…
– Вот князь же… И бояре, и ближники… Они ж думу думают, ворогов извести помышляют…
– Лазарь, у меня с каждого гребка — сил прибавляется. Покуда до места дойдём — я во какой в ширину стану. А на носу сидючи, да в чистое небо глядючи — от тоски с ума сойду. Тебе нужен псих бешеный в лодии?
Понял, отстал. Подумал и сам на весло сел. Типа: за меня вступился, чтобы другие не насмехались. Спасибо друг!
Тут этот чудак, остряк наш Басконя, вздумал шутки шутить. Со мной как с ровней. Воды речной за шиворот плесканул.
Ну я и вышиб дурня за борт. Рефлекторно.
Я — даже и подумать не успел, он — и не чирикнул. Только матюкнулся. На лету. И завизжал. Когда долетел.
Еле успели назад втащить — вода-то ледяная.
Помогло? — Нет. С одного раза народ не понимает. Туземные «эскалаторы» прорезались. В смысле: пошла эскалация конфликта.
Вечерком отошёл в лесочек отлить. Подваливает компашка:
– Чегой-то ты, паря, наших ребят забижаешь. Добрых молодцов в Волгу-матушку помётываешь. Ты вот это видел?
Здоровущий лось. Типа этих мутантов-нурманов. Кулак мне под нос суёт.
Кулачище такой… гранитно-монументальный. Как в парке скульптур Вигеланда в Осло. Да видел я такие! Нашёл чем удивить.
– Я тебе не паря, а смоленский боярич. Звать Иван Рябина. А ты кто?
– А я… это… Афоней кличут.
Про свой ассоциативный кретинизм я уже рассказывал? Реакция… даже подумать не успел:
– А батяню Никитой зовут?
– А… Ну… Ага… А ты откуда знаешь?!
– Да так… Ну, здрав будь, тверской купец Афанасий, Никитин сын. При случае — бате привет передавай.
– Ага. Ну. Передам. Только мы — не купцы. Мы тама, в вотчине, ремесленничаем малость.
– Тю. Какие твои годы. Подойди после, за жизнь потолкуем.
Про наследование имён в средневековых семьях я уже… Хотя, конечно, случайность. А вот что следом Лазарь прибежал меня выручать — закономерность. Спасибо, друг!
Что меня надо не выручать, а держать… а лучше — держаться подальше — соратникам стало ясно прямо с утра.
Так, опять надо объяснять.
Я — «мышь генномодифицированная». Уже много раз сказано было. Да ещё и сплю по-волчьи. Поэтому мне хватает 4–5 часов сна.
Это я ещё пока росту. А что будет, когда вырасту? Совсем спать перестану? При том, что само это занятие я очень люблю. Но «сон — не водка, организм лишнего не примет» — русская народная мудрость.
У меня дома хорошо. Я это уже говорил? — Так это правда.
У меня дома, в Пердуновке, всё устроено и обустроено под меня. И под мой короткий сон — тоже.