Майора Даннета втоптали в грязь. Двое драгун кружили вокруг семнадцатилетнего солдата; один рубанул его по глазам, второй проткнул палашом грудь. Одному из стрелков отхватили щеку, и рот его пузырился слюной и кровью. Французы рубили с криком. Это был настоящий праздник кавалерии: рассеянная пехота на твердой почве.
Лейтенант упорно лез вверх, продолжая кричать:
– Стрелки, ко мне! Ко мне! Стрелки, ко мне!
Полковник-егерь услышал команды и развернул в сторону англичанина огромного черного коня.
Лейтенант отбросил в сторону ружье и выхватил саблю.
– А ну давай, ублюдок!
Егерь держал палаш в правой руке. Чтобы удобнее было рубить, он направил коня влево по отношению к стрелку. Лейтенант ждал, пока он приблизится, чтобы всадить саблю в морду лошади. Ему всегда удавался этот прием. Лошадь сбрасывала седока, главное было выбрать правильный момент. Этот человек должен погибнуть.
Егерь легко пришпорил коня, лейтенант взмахнул саблей и понял, что его перехитрили. Конь француза замер, сабля со свистом рассекла воздух, и в следующую секунду всадник оказался с другой от лейтенанта стороны. Подобный маневр свидетельствовал о долгих годах тренировки. Егерь оказался левшой, мгновенно перебросив саблю в другую руку, он обрушил на шею стрелка страшный удар.
Полковник ни секунды не сомневался, что противник будет убит. Он и не помнил, скольких людей он развалил пополам подобным приемом. Теперь к неуклюжим австрийцам, пруссакам, русским и испанцам добавится лейтенант английских стрелков. Однако удар егеря не достиг цели. С невероятной скоростью лейтенант вскинул саблю и прикрыл голову. Лязгнули клинки, оба офицера едва не вывихнули руки. Дешевая сабля лейтенанта переломилась, но удар егеря был отбит. Лошадь француза по инерции пролетела вперед. Изумленный полковник обернулся и увидел, что враг снова бежит вверх. Какое-то мгновение он сомневался, не устремиться ли в погоню, но потом раздумал, соблазненный легкими жертвами у подножия холма.
Отшвырнув поломанную саблю, лейтенант лез по склону, продолжая созывать стрелков. Вокруг него стали собираться люди. Вскоре образовался отряд, достаточно большой, чтобы дать отпор всадникам. Драгуны преследовали одиноких солдат, с наслаждением вымещая на них злобу за сметенных ружейными залпами товарищей, за всех французов, отдавших жизни в этой бесконечной погоне, за все насмешки, которые они выслушали от стрелков за последние горькие недели.
К лейтенанту присоединился капитан Мюррей.
– Перехитрили, сволочи! – тяжело выдохнул он.
Маленький отряд стрелков выбрался на вершину горы. Здесь он был в безопасности. Конница противника не могла достать их среди камней. Мюррей приказал зеленым курткам остановиться и в ужасе смотрел на продолжающееся внизу побоище.
Драгуны разъезжали среди убитых и раненых. Разрубленные лица стрелков являли собой страшное зрелище. Время от времени французы спешивались и перетряхивали карманы и ранцы убитых. Интендант видел, как майора Даннета поставили на ноги, обшарили его карманы. Даннету повезло: он остался жив и попал в плен. Стараясь спастись, один из стрелков кинулся вниз по склону, за ним устремился человек в черной бурке и белых сапогах. Хладнокровно взмахнув саблей, он обрушил на несчастного профессиональный удар.
– Сволочи, – простонал Мюррей и, понимая, что бой окончен, вложил в ножны тяжелый кавалерийский палаш. – Будьте вы прокляты, чертовы лягушатники!
Из четырех рот уцелело пятьдесят человек. В живых остались сержант Уильямс и стрелок Харпер. Многие истекали кровью. Сержант пытался зажать рану на плече. Из офицеров спаслись только Мюррей и лейтенант.
– Будем пробиваться на восток, – спокойно произнес Мюррей. – Может быть, после темноты догоним своих.
Из пелены дождя наконец показалась британская кавалерия, и с губ огромного ирландца сорвалось проклятие. В ту же секунду английских всадников увидел полковник-егерь. Затрубил горн, призывая драгун готовиться к бою. Англичане, не найдя своей пехоты, развернулись. Стрелки презрительно закричали.
– Молчать! – рявкнул Мюррей.
Крики привлекли внимание спешившихся драгун. Французы посчитали, что насмешка относится к ним. Они похватали карабины и ружья и дали по стрелкам нестройный залп. Пули засвистели над головами уцелевших, а одна, отрикошетив от камня, ударила в бок капитана Мюррея. Капитан рухнул на землю. Левой рукой он впился в пожухлую траву, а правой зажал кровоточащую рану на животе.
– Всем вверх! Меня оставить! – Голос капитана был едва слышен.
Стрелок Харпер кинулся вниз и огромными ручищами поднял с земли капитана. Тот громко застонал. Французы полезли вверх, решив захватить оставшихся стрелков в плен.
– За мной! – скомандовал лейтенант и повел стрелков еще выше, к спустившимся на гору облакам.
Французы открыли беспорядочный огонь, но зеленые куртки скрылись в спасительном тумане. На какое-то время они оказались в безопасности.
Лейтенант нашел нишу в камнях, позволявшую кое-как укрыться от пронизывающего ветра. Там разместили раненых, по периметру выставили часовых.
Мюррей был бледен, как патронная бумага.
– Не думал, что так получится. Дик, – простонал капитан.
– Непонятно, откуда они взялись. Они не могли нас обогнать. Не могли!
– Значит, смогли! – Мюррей кивнул Харперу, который с неожиданной в таком гиганте нежностью принялся расстегивать портупею и освобождать от одежды рану капитана. Было видно, что Харпер свое дело знает, и лейтенант отправился вниз, посмотреть, где расположился противник.
Очевидно, драгуны посчитали уцелевший отряд недостойным внимания. Пятьдесят английских солдат стали тенью, щепкой, отколовшейся от тонущего корабля. Если бы французы знали, что командует ими интендант, презрение их стало бы еще большим.
Но интендант впервые вступил в бой с французами пятнадцать лет назад и с тех пор воевал непрерывно. Стрелки называли его «новым лейтенантом», вкладывая в это сочетание презрение бывалых солдат. Они просто не знали своего командира. Они принимали его за выбившегося в офицеры сержанта, и они были не правы. Он был солдат, и звали его Ричард Шарп.
Глава 2
Ночью лейтенант Шарп отправился на разведку. Он хотел выяснить, контролируют ли французы дорогу на перевале. В темноте, среди непроходимых скал, офицер потерял ориентацию и, вконец разозленный, вернулся к пещере, где укрылись стрелки.
К утру туман рассеялся. При первом свете дня показались и французы. Кавалерия уже ускакала на запад, зато по уходящей на юг долине маршировали брошенные вдогонку армии сэра Джона Мура пехотинцы маршала Сульта.
– Нас к чертовой матери отрезали, – проворчал сержант Уильямс.
Лейтенант Шарп промолчал и отошел к раненым. Капитан Мюррей спал, укрытый полудюжиной шинелей. Даже во сне его продолжала бить крупная дрожь. Сержант, получивший рубленую рану плеча и шеи, умер ночью. Шарп прикрыл его лицо кивером.
– Ничтожество, – злобно процедил Уильямс, глядя в спину лейтенанта Шарпа. – Ну какой из него офицер, Харпс? Жалкий выскочка.
Стрелок Харпер точил штык с усердием человека, чья жизнь зависит от состояния его оружия.
– Не офицер и не джентльмен. Вчерашний сержант, черт бы его взял!
– Да, он был сержантом. – Харпер поднял голову и посмотрел в сторону офицера.
– Если он вздумает мне приказывать, я его пошлю. Он такой же, как я, разве не так?
Харпер неопределенно хмыкнул, чем разочаровал сержанта, ожидавшего большей поддержки. Уильямс подождал, не добавит ли Харпер еще чего, но тот лишь прищурился, осмотрел лезвие и аккуратно вложил штык в ножны.