Дальше, как в сказке (или в мифе), — всё страшнее и страшнее: «И наконец, в начале августа 2014 года под жестким ультиматумом из Москвы Стрелков (уход в обмен на критически необходимую для выживания помощь ДНР и ЛНР) вынужден был уйти со своего поста. Это был четвертый последний звонок, на котором можно поставить точку не состоявшейся Русской Весны»[172].
Опять вынужден? Да что же так не везет мифическому герою — его всё вынуждают и вынуждают, а он уступает и уступает… Вероятно, у Дугина на руках имеется подписанный кровью договор, где вот так вот именно и написано: «Обязуюсь немедленно уйти в отставку в обмен на помощь ДНР и ЛНР». Иначе что ему дает право утверждать нечто подобное? А также ставить окончательные знаки препинания на том, что вообще-то небезуспешно продолжается вот уже неделю без Стрелкова. Ах да, для Дугина «Русская весна» — это же вовсе не народная война в Донбассе, это «евразийская геополитическая стратегия» Кремля. Упс…
Далее Дугин от непонятных и чуждых его душе возвышенного мифотворца народных шевелений где-то далеко на ЮгоВостоке переходит непосредственно к кремлевским делам. То есть к демонизации «скачущего мертвеца» Суркова и воспеванию «православного магната» Малофеева: «…поскольку Сурков ориентирован на переговоры с хунтой и на включение в разрешение ситуации украинских олигархов (в первую очередь Ахметова, но не только), то это автоматически проецируется и на самого Путина…
…Русская Весна, патриотический расцвет Империи, воплощенный в фигуре Стрелкова и менее заметной, но не менее важной деятельности православного консервативного магната Малофеева…»[173]
То есть гипотетические переговоры с олигархом Ахметовым, владеющим предприятиями в Донбассе, — это очень-очень плохо. А вот реальная деятельность «православного консервативного магната» Малофеева, завязанная на Фонд Василия Великого, руководимый и вдохновляемый зубрами монархической эмиграции Зурабом Чавчавадзе и Сергеем Паленом, — это хорошо и прекрасно. Конечно, он олигарх… но это «наш» олигарх. А в каких там отнюдь не наших руках находится эта фигура и откуда к ней тянутся ниточки — да какая, к черту, разница?! Главное, был бы «осознанным евразийцем». Но тут опять же возникает вопрос, что же такое эта самая пресловутая «Русская весна»? Народное восстание? Проект Путина? Малофеева? А может, Чавчавадзе с Паленом? Не слишком ли много версий, иные из которых явно на ножах друг с другом?
Расщепленное сознание Дугина проявляет себя и в трактовке зловещей фигуры Суркова. Ежели Сурков был автором Болотной и жаждал свержения Путина, то каким же образом он вдруг попал в путинские практически всесильные «серые кардиналы»? А если вспомнить заявление Бородая о том, что Сурков — «наш человек в Кремле», то всё и вовсе погружается в беспросветный туман. Бородай и Стрелков пострадали от козней «человека ДНР» в Кремле? Они ошиблись, и Сурков — не «человек ДНР»? Или это Бородай и Стрелков — не «люди ДНР»? Так или иначе, доказательств в пользу упыриной природы Суркова Дугин не приводит никаких. Как и в пользу титанического героизма Стрелкова.
Под конец Дугин, судя по всему, совсем устает от не свойственной ему роли аналитика и срывается на куда более привычную ему патетику. Вероятно, в момент полного изнеможения начинает сказываться всепоглощающая любовь Дугина к золотому прошлому. А если брать шире — завороженность всем неживым и неактуальным. До такой степени, что хрупкая связь с реальностью рвется, и Дугин заканчивает свой пространный текст удивительным заявлением: «Столицей нашей Весны остается Славянск. А командующим Игорь Стрелков»[174].