— Простите, — извинилась Барановская и положила сыну руку на плечо. — Но, Володенька прав, вы спасли мне мужа, а моим детям — отца.
— А где он сам сейчас?
— В Главном Артиллерийском управлении. Какие-то дела улаживает.
— Понятно. С ним всё хорошо?
— Да, спасибо. Он хотел навестить вас вместе с нами, но задержался, а мы не могли больше ждать. Мы вам так благодарны…
— А почему ты стоишь? — вдруг выпалила до сих пор молчавшая девочка.
— Так получилось, — неожиданно смутился Дмитрий.
— Ты ранетый? — продолжила допрос дочь инженера.
— Мария! — попыталась воззвать к благовоспитанности своего ребенка мать, но та и не думала униматься.
— А куда тебе попало?
— Видишь ли, — с улыбкой отвечал справившийся с волнением Будищев. — Когда мы с твоим папой спасались от взрыва, я оказался сверху, и меня ранило в спину. Так что теперь лежать мне удобно только на животе. Понимаешь?
— Да. А тебе очень больно?
— Нет, что ты. Просто неудобно.
— Простите нашу Машеньку, — поспешила извиниться за дочь Паулина Антоновна. — Она ещё маленькая и очень непосредственная…
— Ничего страшного.
— Вам что-нибудь нужно?
— С нами всё в порядке. А вот у погибшего фейерверкера остались жена и дочь. Позаботьтесь лучше о них.
— Да, конечно!
— Чудной ты, паря! — покачал головой канонир, когда посетители ушли. — Видать по тебе, что не барин, а держишься с ними будто с равными.
— А может, я — граф?
— Не, на графьев я насмотрелся. Не похожий ты на них!
— А откуда ты Кастеева знаешь? — страдальчески морщась, спросил Архип.
— Какого Кастеева?
— Ну, дык, фейерверкера нашего. Ты еще про семью его барыне сказал.
— Вон вы про что. Не знал я вашего унтера. А про семью разговор ваш слышал.
Антонина Дмитриевна и прежде бывала в Смольном институте для благородных девиц. Императрица[16] покровительствовала немногочисленным женским учебным заведениям и часто посещала их со своими придворными дамами. В числе последних нередко оказывалась её камер-фрейлина графиня Блудова. Ей там тоже были рады. Во-первых, она была женщиной весьма образованной и самостоятельной, что само по себе бывало не часто. Во-вторых, она водила дружбу со многими литераторами и сама была не чужда этому высокому искусству. А в-третьих, она была чудесной рассказчицей. У воспитанниц подобных учреждений бывает не так уж много развлечений. Поэтому они рады всякому посетителю, даже такому, что рассказывает юным девочкам назидательные истории. Но Антонина Дмитриевна умела делать это столь увлекательно, что смолянки слушали её, не отрываясь.
Вот и на этот раз, едва строгие классные дамы немного ослабили надзор за своими подопечными, девочки-смолянки окружили её и попросили что-нибудь рассказать.
— Что же вам рассказать, милые? — добродушно улыбнулась графиня.
— Ах, это всё равно! Вы так давно не бывали у нас и всякая история, поведанная Вами, будет нам в радость.
— Вот как? Ну, слушайте. Когда я родилась, мой батюшка служил в Стокгольме советником при тамошнем посольстве. Для меня тогда нашли кормилицу — шведку, которую всё звали Дада. Она так и осталась служить у нас до самой своей смерти. Была она женщиной доброй, хотя и немного вспыльчивой, но более всего мне нравились истории, которые она рассказывала девушкам из прислуги, думая, что я заснула. Одну из них я вам сейчас и расскажу.
Жила-была одна бедная, но очень порядочная и благовоспитанная девушка. Родители её умерли, когда она была ещё малюткой, и ей приходилось нелегко, однако её взяли в услужение в хорошую семью. Однажды к ней посватался один молодой, красивый, с виду добрый и зажиточный человек, о котором, впрочем, никто не имел верных сведений. Однако она полюбила его и дала слово выйти за него замуж. Надобно сказать, что у девушки было много работы и мало свободного времени, и они виделись лишь под вечер, по окончании работ, на опушке соседней рощи.
Так уж случилось, что свадьба их несколько раз откладывалась, но девушка была тверда в своем намерении выполнить данное ею слово. Но, поскольку, она была не только порядочной, но также наблюдательной и рассудительной, то стала со временем замечать за ним некоторые странности.
— Какие странности? — пискнула одна из воспитанниц, но подружки зашикали на неё и бедняжка сконфужено замолчала.
— Согласись, моя дорогая, — мягко улыбнулась графиня. — Это ведь странно и неприлично, когда жених избегает дневного света и ищет встречи со своей возлюбленной только по вечерам?
— Наверное…