— Оченно было приятственно служить под вашей командой! — прочувствовано заявил подносивший реликвию Нечипоренко. — Так что, ваше благородие, извольте принять.
На фланельке унтера красовался уже второй георгиевский крест, с которым старому знакомому Будищева открывалась прямая дорога в кондукторы.
— Я вижу, матросы вас любят, — заметил присутствующий при этом новый командир.
Зиновию Петровичу Рожественскому шел тридцать третий год — возраст Христа. Он оказался довольно приятным в общении человеком. При приеме дел погонами не давил, но старался вникнуть во всякую мелочь. Судя по всему, он хорошо знал кто такой Будищев, а потому держался подчеркнуто любезно. Беда была лишь в том, что Дмитрий тоже знал кто перед ним, причем даже лучше, чем сам капитан-лейтенант.
Это случилось давно во время прошлой жизни в далеком будущем. Одиннадцатилетний Дима простудился, и врач, недолго думая, отправил его в изолятор. Делать там было решительно нечего, сбежать тоже не получалось, но сердобольный воспитатель принес мальчику толстую книгу, чтобы тому было чем заняться. На сильно потрепанной от долгого использования обложке проступало написанное крупными буквами непонятное слово «Цусима»!
Да, перед ним был будущий виновник самого оглушительного разгрома русского флота. В какой-то момент, Дмитрий даже задумался, а не может ли произойти с митральезами какой-нибудь несчастный случай? Выстрел там или еще чего… но капитан-лейтенант пока что не сделал ему ничего дурного, да, к тому же, совсем не походил на жестокого самодура, описанного Новиковым.
В квартире Барановских было тесно от обилия гостей. Помимо отца и братьев, чествовать вернувшегося с войны героя приехал сам Путилов. Николай Иванович в последнее время сильно сдал, но держался бодро. Расточал галантные комплименты дамам, с воодушевлением рассказывал о своих планах мужчинам и даже предложил тост в честь «будущего российско промышленности», то есть, виновника торжества — Дмитрия Будищева.
Тогда его слова показались многим неуместными, но возражать никто, конечно же, не стал. Накануне вышел именной указ императора Александра II проливший дождь наград на участников Ахалтекинской экспедиции. Помимо памятных медалей, бронзовых для нижних чинов и статских, и серебряных для офицеров, медиков и представителей священства, жаловались чины, ордена, золотое оружие и много еще чего.
Не обошли и Будищева, грудь которого помимо памятной медали украсил уже теперь офицерский орден Святого Георгия четвертой степени, а эфес палаша Анненский темляк.[7] Кроме того, за изобретение митральезы собственной конструкции, так хорошо проявившей себя в боях, последовало производство в следующий чин и денежная премия в десять тысяч рублей.
— Поскупились, — криво усмехнулся награжденный, оставшись наедине с хозяином.
— Не берите в голову, Дмитрий Николаевич, — поспешил успокоить компаньона Барановский. — Деньги может и не столь велики, но за них не стоит беспокоиться. Ваш «примус» это, как вы говорите, просто бомба! Спросом пользуются необыкновенным. Заказы, не поверите, расписаны на три года вперед!
— Расширяетесь?
— Да, — лицо фабриканта лучилось довольством. — Петру Викторовичу удалось выкупить хороший участок земли совсем рядом с моим. Думаем перенести туда сборочный цех
— Это долго, — задумался Будищев. — Может производить детали на сторонних предприятиях, а себе оставить сборку и наладку?
— Так и делаем, — улыбка делового партнера стала еще шире.
— Из-за бугра заказы есть???
— Из заграницы? — переспросил Барановский. — О, да! К тому же, многие иностранные компании проявляют весьма, я бы сказал, недвусмысленный интерес. Даже господин Нобель, у которого я прежде служил, справлялся о возможности приобретения лицензии.
— Надеюсь, вы его послали?
— Не столь грубо, но, в общем, да, — улыбнулся с довольным видом Владимир Степанович, сохранивший не самые лучшие воспоминания о своем прежнем работодателе. — Внутренний рынок оставим себе в любом случае. А вот с экспортом, боюсь, не справимся. Но не извольте волноваться. Вы свои авторские отчисления получите при любом раскладе.
— Нисколько не сомневаюсь, — согнал с лица улыбку Будищев. — Просто, пока мы одни, я хотел кое-что уточнить.
— Вы, верно, о Гедвиге Генриховне? — помрачнел фабрикант.
Новоиспеченный подпоручик на мгновение окаменел лицом, но затем кивнул и испытующе посмотрел на своего компаньона.
— Что же, вы правы, нам надобно переговорить, — помялся Барановский, затем набрал полную грудь воздуха и решительно заявил, — мой друг, вам необходимо порвать все отношения с этой женщиной!