Он выскочил на крыльцо через заднюю дверь. Теперь за спиной у него оказались унылые заросли кустарника, что почти полностью заслоняли городок, грузно припавший к земле с той стороны. Трое мужчин выскочили из-за угла, их исступленные лица расплывались в довольных предательских ухмылках. Они увидели его. И увидели, что он тоже их видит. Улыбки сползли буквально за миг до того, как он скосил всех троих. За ними следом явилась женщина. Она выла в голос. Рослая, толстая. Завсегдатаи пивнушки Шеба звали ее тетушкой Милли. Стрелок нажал на курок. Она отлетела назад и повалилась на спину, похабно раскинув ноги. Ее юбка задралась и сбилась между бедер.
Он спустился с крыльца и отступил в пустыню. Десять шагов. Двадцать. Задняя дверь цирюльни с грохотом распахнулась. Толпа хлынула наружу. Он мельком углядел Сильвию Питтстон. И открыл огонь. Они падали: кто на живот, кто на спину. Через перила – в пыль. Они не отбрасывали теней в немеркнущем свете багряного дня. Только теперь стрелок понял, что он кричит. И кричал все это время. Ему казалось, что у него вместо глаз – надтреснутые шары подшипников. Яйца поджались к животу. Ноги одеревенели. Уши как будто налились свинцом.
Он опять отстрелял все патроны, и толпа устремилась к нему. Стрелок превратился в один сплошной Глаз и Руку. Он замер на месте и, не переставая кричать, перезарядил револьверы. Сознание не то чтобы отключилось, но отстранилось, отступило в безучастную даль, предоставив натренированным пальцам действовать самостоятельно. Если бы только он мог поднять руку, остановить их на пару минут, рассказать им, что этому трюку, как и многим другим, он учился, наверное, тысячу лет, рассказать им о револьверах и о крови, их освятившей… Только этого не передашь словами. Его руки сами расскажут эту историю.
Когда он закончил перезаряжать револьверы, толпа подступила к нему совсем близко, на расстояние броска. Палка ударила ему в лоб, содрав кожу. Проступила кровь. Через пару секунд они его схватят. В первых рядах он заметил Кеннерли, его младшую дочку лет одиннадцати, Суби, двух мужиков – завсегдатаев бара, шлюху по имени Эми Фельдон. Он уложил их всех. И тех, кто за ними. Люди падали, как огородные пугала. Кровь и мозги растекались ручьями.
Остальные в испуге замешкались: на мгновение безликая толпа распалась на отдельные озадаченные лица. Какой-то мужчина бегал кругами, истошно вопя. Женщина с нарывами на руках запрокинула голову к небесам и разразилась безудержным гоготом. Старик, первый из талльцев, кого увидел стрелок, войдя в город – тогда он сидел на ступенях заколоченной лавки, – с испугу наложил в штаны.
Он успел перезарядить только один револьвер.
А потом он увидел Сильвию Питтстон. Она неслась на него, размахивая деревянными крестами. По распятию – в каждой руке.
– ДЬЯВОЛ! ДЬЯВОЛ! ДЬЯВОЛ! ДЕТОУБИЙЦА! ЧУДОВИЩЕ! УНИЧТОЖЬТЕ ЕГО, БРАТЬЯ И СЕСТРЫ! УБЕЙТЕ НЕЧИСТОГО! ДЕТОУБИЙЦУ!
Шесть раз он спустил курок. По одному выстрелу – в каждый крест. Дерево разлетелось в щепки. Еще четыре – ей в голову. Она вся как-то сжалась и задрожала, как марево жара.
На мгновение все уставились на нее, замерев, словно актеры в живых картинах, пока пальцы стрелка исполняли привычный трюк перезарядки. Опаленные кончики пальцев горели. На каждом из них проступили ровные кружочки ожогов.
Теперь их стало меньше. Он прошелся по рядам, точно лезвие сенокосилки. И был уверен, что после гибели этой женщины они должны дрогнуть, но тут кто-то бросил нож. Рукоятка ударила прямо по лбу, промеж глаз. Стрелок упал. Толпа надвинулась на него злобным сгустком. Он расстрелял очередную порцию патронов, лежа среди пустых гильз. Голова разболелась, перед глазами поплыли темные круги. Он уложил одиннадцать человек. Один раз промахнулся.
Они все же набросились на него – те, кто остался. Он расстрелял четыре патрона, все, что успел зарядить, а потом они навалились – кололи, били. Он отшвырнул двоих, вцепившихся ему в левую руку, и откатился в сторону. Пальцы делали свое дело – точно и безотказно. Острый удар пришелся ему в плечо. Кто-то вонзил туда нож. Кто-то больно ударил в спину. По ребрам. Кто-то пырнул его в задницу вилкой. Какой-то мальчишка, совсем пацан, протиснулся сквозь толпу и резанул его по икре. Глубоко резанул, неслабо. Стрелок одним выстрелом снес ему голову.
Яростный натиск пошел на убыль. Стрелок продолжал палить. Те, кто еще уцелел, начали потихонечку отступать к полинявшим, разъеденным ветром домам. Но руки стрелка продолжали делать свое дело, как две собаки, неуемные в своем желании услужить и готовые выделывать всякие трюки тебе на потеху не раз и не два, а всю ночь напролет. Руки сеяли смерть. Люди падали на бегу. Последний сумел забраться на ступеньки заднего крыльца цирюльни. Пуля стрелка угодила ему в затылок. Мужчина вскрикнул и повалился на землю.