Без особых проблем и нервов проскочив посты ГАИ, наскоро выставленные по плану "Перехват" (интересно, они по этому плану хоть кого-то перехватили?), и полюбовавшись на инспекторов, напяливших бронежилеты, Александр выскочил за оцепленную территорию. Постоял в небольшой пробке, обматерил какого-то до невозможности крутого сопляка на помятой "бэхе", словом, все как всегда. Сорок минут спустя он уже был возле гаража, такого же невзрачного, как и машина, которая в нем обычно стояла. Один из множества таких же в длинном ряду. Обшарпанные, сложенные из начавшего шелушиться и осыпаться от воды кирпича, стены, деревянные, обитые когда-то покрашенным в красный цвет, а ныне красным от ржавчины железом ворота… Убожество, как и везде.
Помахав рукой соседу, вяло копающемуся по соседству в движке своего убитого жизнью и русскими дорогами Москвича, Александр открыл замок и распахнул ворота. Они даже не скрипнули – петли были хорошо смазаны. Загнав машину внутрь, он закрыл ворота изнутри, и только после этого зажег свет, позволивший разглядеть нехитрую обстановку. Несколько полок, точило с порядком убитым кругом, какой-то хлам – в общем, все как у людей. В подвале тоже были полки, только заставленные ящиками с картошкой и банками с грибами-соленьями-вареньями. Таков уж русский человек – даже если он обеспечен, все равно будет задницей кверху пахать на даче или собирать в лесу ягоды. В этом смысле поведение Александра не вызывало ни у кого удивления. Больше того, он только в этом году пару раз выезжал за грибами с очень серьезными и в определенных кругах уважаемыми людьми. Вполне нормально съездили, кстати.
Сейчас, правда, Александра интересовали не банки, а куча хлама, в которой он без особых ухищрений спрятал свой рабочий инструмент, предварительно хорошенько его вычистив. Ну, вот и все, можно было идти домой, наслаждаться заработанным отдыхом. Пятнадцать минут неспешным шагом до стоянки, а там уже можно нырнуть в прохладно-уютное нутро своей машины, включить музыку и расслабиться. Таинственный, разыскиваемый полицией города на протяжении последних лет киллер, с легкой руки журналистов получивший зловещее прозвище Призрак, возвращался к привычной жизни.
Дом, точнее, приличная трехкомнатная квартира на втором этаже "сталинки", встретил его тишиной и пустотой. Александр слишком уважал собственное личное пространство, чтобы пускать в него кого-то еще. Любовнице он снимал квартиру, если хотел кого-то пригласить, неважно, женщин или знакомых, вел их на другую квартиру, тоже принадлежащую ему. А вот сюда не приходил никто, эту берлогу Александр держал исключительно для себя, любимого.
Спокойно и неторопливо, как и всегда, раздевшись, Александр повесил одежду в шкаф, и, закрывая раздвижную дверь, походя бросил взгляд в укрепленное на ней зеркало. Зеркало показало то же самое, что и всегда – среднего роста шатен, в меру крепкий, в меру гибкий. Неопределенного возраста, без особых примет, костюм недорогой и неброский… Глазу не за что зацепиться, такой человек, мелькнув в толпе, исчезает в ней, мгновенно растворяясь и не оставляя отпечатка в памяти. Единственное, что портит впечатление, глаза – спокойные, даже излишне, но это мало кто видит, он привык держать веки чуть опущенными. Словом, идеально мимикрирующее под общество, в котором оно живет, существо.
Сунув ноги в мягкие, растоптанные тапочки, Александр пошел в спальню, быстро переоделся, и уже через десять минут нежился в ванне. Поплавать так он любил – у каждого свои слабости, в том числе и у него. Главное, чтобы делу не мешали. А главное, горячая ванна снимает стресс лучше любой водки, проверено. Конечно, сейчас никакого стресса он не испытывал – сегодня была обычная, рутинная работа, не то чтобы каждый день такая, но и не слишком редко. Каждые два-три месяца находится кто-то, кому Призрак всаживает в голову тяжелую, идеально сбалансированную пулю, так что привык, чего уж там. А вот в первый раз он полез в ванну, потому что его буквально колотило и, как ни странно, это помогло. С тех пор причина исчезла, а вот традиция после каждого дела лезть в ванну осталась.
Да, каждое дело, даже столь грязное, как у него, со временем обрастает традициями, приметами и прочими суевериями. Хотя, с другой стороны, что-то в этом было. Александр верил в Бога. В церковь не верил, считая ее организацией, безо всякого на то основания присвоившей себе право говорить с людьми от имени высшего существа, а вот в Бога верил. В церковь, правда, не ходил – чего он там не видел? Толсторожих святош? Да ну их, кому они нужны, если честно… Хотя, конечно, среди них встречаются по-настоящему верующие и пытающиеся помогать страждущим люди, но общую картину это не меняет – остальные как освящали Мерседесы и бордели, так и дальше будут на этом легкую монету сшибать. Ну а получающая свой процент церковная верхушка зажралась вконец, а это всегда ведет к краху. К тому же, Александр не был уверен, что Богу так уж нужны человеческие молитвы. Мы ведь тоже не обращаем внимания на муравьев. Да и потом, сотрудничество всегда должно быть взаимовыгодным. Если бы Бога и впрямь интересовало, как живет каждый отдельно взятый человек, он бы помог тогда…
Александр поморщился, отгоняя нахлынувшие вдруг воспоминания. Ну да, он не всегда был стрелком, когда-то в сопливом детстве Александр, как и все остальные, жил в стране под названием СССР и был вполне этим доволен. Конечно, не все и не у всех было, некоторые были чуть ровнее, чем другие, но все же жизнь была неплохой. Во всяком случае, о куске хлеба задумываться не приходилось. А потом грянул ГКЧП – и все, понеслась моча по трубам, а потом выплеснулась в виде демократии, ваучеров и новых русских.
Наверное, Александр бы как-нибудь приспособился ко всему этому. Другие же приспособились – и ничего, вполне нормальные обыватели выросли. Кто выжил, разумеется. Но вот получилось так, что у него на руках оказались больная мать и спившийся от безнадеги отец. И для матери нужны были деньги на лечение – даже те лекарства, что были в аптеке, их семье сейчас были не по карману, а ей нужна была операция. В Германии, Израиле, или еще где – но только не в России. Здесь таких просто не делали, да и уровень медицины, и без того далеко не блестящий, падал на глазах.
Увы, он, четырнадцатилетний мальчишка, просидел весь день на приеме у депутата только лишь для того, чтобы увидеть лощеного и вальяжного дядьку с золотым перстнем на пальце и услышать, что фондов нет и не будет. "Вы что, молодой человек, на дворе сами видите, что творится, молодые демократические силы бьются с тоталитарным наследием…". Он тогда ушел, но запомнил все. И еще у него хватило ума, чтобы кивать, стиснув зубы, и ничего не говорить в ответ. А на следующий день из тира, в котором он занимался, подающий надежды спортсмен-юниор по имени Александр позаимствовал малокалиберную винтовку – он уже тогда не промахивался.
В те годы, на заре лихих девяностых, стрельба была еще не слишком распространена. В основном заниматься предосудительными делами вроде мелкого рэкета и крышевания рынков шли крепкие ребята, часто бывшие спортсмены, умеющие работать кулаками. Борцы, боксеры, доморощенные каратисты, бывшие десантники и прочие насмотревшиеся американских и гонконгских боевиков крутые парни местечкового разлива с накачанными при помощи стероидов мускулами. Даже песня была – "Мы бывшие спортсмены, а ныне рэкетмены". Стрелков было мало, да и применять для разборок оружие тогда еще не то чтобы боялись – не принято это было. Просто не сложилось нужного стереотипа и не упала ценность человеческой жизни ниже плинтуса.