Стрелок подошёл к прилавку, взял длинную конфету в хрустящей обёртке, и протянул её девочке «Займись этим».
Подскочивший юнец зашипел:
— Ты… Я хотел бы посмотреть на твои деньги.
— Ты? А сам ты кто…Смит или компания?
Приказчик метнулся к шнурку, торчащему из стены, и трясущимися руками стал дёргать его. Где-то за дверью, внутри дома затренькал колокольчик. Наконец дверь за прилавком распахнулась, на пороге встал всклокоченный заспанный здоровяк со старомодным дробовиком в руках.
— Сэр?
— Добрый день…Вы, мистер Смит? — Здоровяк энергично затряс головой — Вот этот зелёный джентльмен не верит, что мы с деньгами старые приятели…Я хотел бы прикупить у Вас малость товара.
— Сэр?…
— Вас интересует, какого цвета мои деньги? Впрочем, выбирайте сами.
И опустив руку, черпнув полной горстью из сумки, висящей на поясе, вывалил полную жменю на прилавок. На банкнотах топорщили облезлые крылья имперские орлы, с ленивым презрением смотрели президенты, склонив голову набычились бизоны, заморенный индейский вождь с кокошником из перьев предавался нирване. На серебряных монетах капризно надули пухлые губы толстухи в диадемах, грешили архитектурными излишествами мексиканские реалы и козлиными бородами песо. Тускло отсвечивали золотом десяти и двадцати долларовые монеты.
— Сэр?!..
— Пусть этот малый займётся этой доброй женщиной, а я скажу Вам, что надо мне…
На прилавке постепенно вырастала гора покупок. Цельный кусок хамона, горшок с патокой, кастрюля, сковородка, пакеты и кульки с кофе, сахаром, конфетами, лакричными леденцами и прочей мелочью, стояли крепкие рабочие башмаки и маленькие туфельки с башмачками, пара полосатых носков, женские юбки, детская одежда, сбоку лежали большущие цветастые шали и гребни для волос… Притулились к стойке и оплыли боками два мешка с крупчаткой и фасолью…
— Синьор. Я выбрала всё, что Вы сказали…Можно мне уйти?
— Уйти? Кто же уходит на Рождество без подарков, синьора. — Взял с прилавка юбку, гребень и, завернув в шал, подал ошалевшей женщине. Ловко выудил из кучи полосатый носок и щедро сыпнул в него, тонко зазвеневшими монетами, и положил поверх свёртка, в который вцепилась мексиканка — Весёлого Рождества.
— …Куда уж веселей. Ой….Храни Вас Бог, сеньор.
Они подъехали к перекошенной хибаре. Где-то позади, скрытая пеленой снегопада, поскрипывала двуколка с покупками. Открылась дверь и, бережно неся живот, из него вышла женщина.
— Мама, мама! Я заглянула ему под шляпу. Там ничего нет. А папа говорил, что он по уши в крови!
Бледнея помертвевшим лицом, беременная привалилась к дверному косяку…
…Она стояла и смотрела на дорогу, сжимая в руках бархатную коробочку с серёжками и толстенького брата отданного носка, едва слышно шепча: «Pater noster, qui ts in caelis, Sanctrticetur nomen Tuum…..Ave, Maria, gratia plena…Dominus tecum: benedicta tu In mulieribus, etbenedictus….»[12]
Снежинки ложились в серомокрые следы копыт одна за другой, постепенно стирая их с дороги. Прошёл час, другой и на дороге остался только снег.
Смерть моё ремесло
«Выбирайте что угодно — ваш мятежный самосуд или нашу скучную законность, но, ради Господа Всемогущего, пусть уж будет одно для всех беззаконие или одно для всех правосудие».
Пыльное небо. Пыль, только ветер и пыль. Пыль по дороге, превращающая её в смазанный зыбкий призрак. Пыль на зубах и забивающаяся в уши, хлещущая тугими струями по глазам. Пыль на чёрном жеребце и на пыльнике в подпалинах — следах ночевок у костра. Порывы жестокого ветра срывали шляпу, тряпку с замотанной морды коня и платок с лица всадника, гнали пыль по дороге и прыгающие шары перекати — поля вниз, куда-то в пыльную круговерть, в долину.
«Ничего, сейчас перевалим через плоскогорье, а там будет потише»…
… Хилый кустарник и пожухлая ломкая трава вдоль кладбищенской ограды, с запутавшимися в ней лепестками ноготков. Увядшие, припорошенные пылью цветы и оплывшие огарки свечей на могильных холмиках.
«Значит сегодня El Diia de los Muertes[13] и гадать не надо…Праздничек, мать его. Хэллоуин на мексиканский лад…Некрофилия какая-то…. Хотя, если ты вырос в покойницкой, то тебя мертвяки не пугают. Как говаривал один пьяненький поэт-латинос из техасского бара: «В Нью-Йорке, Париже, Лондоне слово «смерть» не произносят — оно обжигает губы. А мексиканец шутит с ней, ласкает ее, прославляет, спит с ней; она одна из его любимых игрушек и самых крепких привязанностей…»
12
«Отец наш, сущий на небесах, Да святится имя Твоё. Да прийдёт царствие Твоё… Радуйся, Мария, полная благодати; с тобою Господь, благословенна ты в женах, и благословен плод». (лат.) Основные католические молитвы «Отче наш» и «Радуйся Мария».
13
El Diia de los Muertes1 — 1–2 ноября День поминовения мертвых в Мексике. Считается, что 1 ноября возвращаются души детей, а 2-го — взрослых