Клим застонал. Сцепив зубы, он выбрался из машины. Улица встретила его горячим воздухом, в котором витали запахи роз и жасмина, и звонким лаем. Слегка пошатываясь, Клим прошел вдоль забора в поисках калитки. Та нашлась не сразу — может потому, что Клим бывал здесь нечасто, а может отчасти из-за того, что разум застилала режущая боль. С каждым шагом она впивалась острыми, как у розы, которая оплетала забор, шипами, и рассыпалась по всему телу миллионами мелких осколков. Калитка оказалась незапертой, словно его ждали. Но дом молчаливо взирал на него темными окнами.
Клим был уверен, что Алинка спит или же вовсе пропадает на своей никому ненужной работе. Первое было предпочтительней, потому что в другом случае ему придется торчать всю ночь на крыльце и еще не факт, что он дождется хозяйку. Неторопливо, чеканя каждый шаг, в ответ на который соседский пес заходился лаем, Клим преодолел выложенную мозаикой дорожку, три невысоких ступеньки и громко постучал в массивную металлическую дверь.
Томас Монфор.
Средние века.
— Где Ильма? — прохрипел Томас, едва открыл глаза.
Солнечный свет скрадывали разлапистые ветви, недалеко журчала вода, а над ним склонилась рыжеволосая ведьма.
— Я тебя знаю…
Ведьма прыснула и покачала головой. Приложила к его губам глиняную чашку.
— Пей! — приказала.
И Томас не стал возражать, хотя напиток горчил и обжигал горло. Терпкий, с кислинкой и невыносимо горячий. Голова немного прояснилась, по онемевшему телу разлилась боль. Томас застонал.
— Нет больше твоей дочери.
— Где она? — зарычал Томас, резко поднявшись. И откуда только силы взялись? Схватил ведьму за рыжую косу. — Что ты с ней сделала?!
— Отпусти, пес Господень, — насмешливо ответила она. — Отпусти, а то шкуру-то подпорчу, — и щелкнула пальцами, между которыми взвилась огненная змейка.
— Ведьма… — изумленно прошептал Томас, отпрянув и выпустив косу.
— Можешь называть меня Миррой, — игриво улыбнулась. Но не ушла. Осталась сидеть рядом. Томас откинулся на спину и только тогда рассмотрел, что лежит на топчане из сена в старой лачуге, а солнце пробивается сквозь густые кроны за маленьким оконцем.
— Где мы?
— Это неважно, — Мирра колупнула пальцем сено, выудила соломинку, покрутила в пальцах. Томас невольно загляделся. Она была красивой. Точеный профиль, белоснежная и наверняка мягкая кожа, кудрявые волосы цвета зрелой пшеницы, смешные веснушки у носа и маленькие ямочки на щеках.
— Тебя убьют, — произнес он вмиг осипшим голосом. — Такую красоту не прощают.
Мирра улыбнулась понимающе, коротко кивнула.
— И они уже рядом, — и повела носом, как ищейка. — Я чувствую. Поэтому слушай меня, Томас Монфор. Внимательно слушай. Они придут сюда. Тебя псы не тронут, потому что ты свой. А меня спасут, так что не рви душу, — перебила она жестом руки попытавшегося возразить Томаса. — В деревушке Йоль, что в дне пути отсюда, живет маленькая девочка. Марта, дочь твоей почившей супруги.
— Ты…откуда ты?.. — Томас сел.
Мирра отрицательно покачала головой.
— Она сильно больна. В ее теле живут черви, кожа изъедена черной смертью. Но она жива. Вот, — она вложила в его ладонь темную склянку. — Здесь то, что спасет ее. Напоишь девочку, и она будет жить. И ее ты сможешь обменять на душу Ильмы.
— Что значит, обменять?
— Марта — Сумеречница. Существо, что вмещает в себя свет и тьму. Сосуд, с помощью которого можно воскресить самое большое зло или сотворить великое чудо.
— Бред…
— Она нужна тому, кто забрал твою дочь, — продолжала, не обратив внимания. — И он пойдет на все ради Сумеречницы.
— Сумеречница… Вестница… — пробормотал Томас. — Какая-то чушь…
— Твоя жена была особенной. Алия — посланница Богов. Она выносила двух девочек от разных мужчин и родила их одновременно. Но так как они росли в одной утробе — они связаны кровью и магией. У каждой из них свой путь. И если Ильма — поводырь смерти. То Марта — искупительница. Сейчас она забирает болезнь у других, поэтому она еще жива. Но ее силы на исходе. Ты должен ей помочь. Ты должен успеть. Только ты сможешь сохранить ей жизнь, пока не настанет ее время. Тогда ты сможешь вернуть свою дочь.
— Я ничего не…
Томас не договорил. Мирра коснулась ладонью его лба, что-то прошептала.