– Будищев, ты невыносим!
– Так вы никому не рассказали о нашем маленьком секрете?
– Ну отчего же, я подал через брата докладную записку подполковнику Флоренскому. Если от моряков придет подтверждение, то ты непременно получишь свой крест.
Дмитрий в ответ лишь пожал плечами, дескать, все в воле начальства, а он человек маленький. Тем временем Линдфорс, решив, что солдат и так уже в полном восторге, принялся ковать железо, пока оно горячо.
– Послушай, Будищев, я теперь знаю наверняка, что охотничья команда будет создана в ближайшее время и именно я стану ее начальником.
– Поздравляю.
– Благодарю, братец. Так вот, человек ты, я вижу, бывалый да к тому же ловкий. Не желаешь ли вступить в нее?
Тон, которым офицер сделал это лестное, по его мнению, предложение, совершенно не предусматривал отказа, и, услышав его, Дмитрий глубоко вздохнул. Он опять был сам во всем виноват. Не удержался, вылез, показал себя… что тут скажешь, молодец! Да и откажись он, Линдфорс запросто договорится с Гауптом, и тот отправит его добровольно-принудительно. Но молодой офицер может в этом случае затаить обиду, а оно ему надо?
– Отчего же не вступить? – пожал он плечами. – Дело хорошее.
– Ну вот и славно, – повеселел подпоручик. – Тогда и винтовку сможешь оставить, и кинжал свободно носить, у охотников воля.
Дождавшись, когда офицер уйдет, молчавший все время Федька не выдержал и, с изумлением уставившись на приятеля, спросил:
– О чем это Линдфорс толковал?
– Да так, ни о чем.
– Ты что на катере плавал?
– Совсем немножко.
– Так это ты турецкий пароход подорвал?
– Нет, Федя, я просто при этом чуть-чуть присутствовал.
– И тебе теперь за это крест дадут?
– Ага, догонят и еще дадут!
– Так вот ты где турецкую винтовку и ножик взял, а я-то думал…
– Боюсь даже представить, что ты подумал, – усмехнулся Дмитрий. – Лучше не думай больше, а бери жмура за ноги и грузим.
Некоторое время друзья грузили покойников на телегу, а когда та заполнилась, Шматов взялся за повод, и они двинулись к месту братской могилы. Неказистая лошаденка, запряженная в их скорбный экипаж, тянула его без особой охоты, но расстояние было невелико, и вскоре они прибыли.
Рвы для погибших в бою турок копали солдаты из нестроевой роты. Они же складывали их рядами на дно, затем под присмотром младшего полкового врача Соколова засыпали их слоем извести и, взявшись за заступы, принялись засыпать. Единственный, кто пришел проводить мусульман в последний путь, был мулла из местной мечети. Сухонький старичок в большой белой чалме на голове горестно покачал головой, глядя на небрежение, выказанное к его единоверцам, и, взявшись за Коран, прочитал несколько сур.
Никто из русских солдат, разумеется, ничего не понял из этой службы, но из уважения к чужой вере постояли немного молча и, только когда старик закончил, отправились восвояси.
– Слава тебе, Господи, закопали, – посетовал Федька, – а то уж пованивать начали, я думал, мне дурно сделается.
– Ничего тебе не сделается, – усмехнулся Дмитрий. – Несмотря на покойников, обед умял и ужин так же стрескаешь.
– Жаль будет, если тебе креста не дадут, – вдруг неожиданно заявил, отвечая каким-то своим мыслям, Шматов.
– Тебе-то что?
– Ну, ты тогда ефрейтором стал бы. Глядишь, Хитров бы от нас и отвязался, а то совсем одолел проклятый!
– Лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора, – глубокомысленно ответил ему Будищев, повергнув тем самым приятеля в шок.
– Не-а, – ответил тот, поразмыслив, – басон[47] на погон лучше!
– Тебе виднее.
– Слушай, Граф, а замолви за меня словечко подпоручику?
– Ты про что это?
– Ну, пусть он меня тоже в охотничью команду возьмет.
– Не страшно?
– С тобой нет!
– Ладно, поговорю. А то тебя и впрямь Хитров с потрохами съест.
Едва намаявшиеся за день солдаты собрались отдох нуть, как пришло известие, что от Никополя к Рущуку движется большой турецкий отряд с артиллерией. Болховский и Нежинский полки тут же были подняты по тревоге, форсированным маршем пошли к деревне Царевице и встали там на позиции, с тем чтобы при появлении врага ударить ему во фланг.
Ночь прошла в тяжелом ожидании, а утром выяснилось, что тревога была ложной, и бригада отправилась назад. О том, что людей надо бы покормить, никто, разумеется, и не вспомнил. К тому же полковой обоз оставался на румынской стороне, ожидая, пока саперы наведут мост.
Вообще, вся вторая половина июня прошла в таких маршах. Стоило начальству узнать, что где-то находятся турки, как болховцы тут же отправлялись туда. Но обычно, едва они миновали половину пути, выяснялось, что надобность в них отпала, и полку приходилось возвращаться назад. К тому же какой-то светлой голове в штабе действующей армии пришла в голову мысль, что белые гимнастические рубахи далеко видны и одетые в них солдаты представляют собой прекрасную мишень. Поэтому высокомудрое начальство сочло за благо распорядиться переодеть войска в мундиры. И если по ночам тёмно-зелёная, почти черная форма сливалась с окружающей темнотой и помогала солдатам маскироваться, то днем они изнывали от жары.