А я? Я сомневаюсь? Ведь, по сути, я даже не являюсь тем, кто сейчас будет пытаться поступить в академию реадиза. Я — лишь паразит в его теле.
Я прислушался к себе.
Я понял, что волнуюсь.
Я уже забыл, когда в последний раз волновался. Но сейчас — волновался.
Да к черту! Что может пойти не так?! Все эти дни меня только и убеждали, что у меня нет иного пути, кроме как поступить! Даже Оро Висла в этом уверен, а он не создает впечатление человека, который бросает слова на ветер! Так почему что-то должно пойти не по плану?! Оружие им не нравится?! То, что лук со мной, не нравится?! Так они его и не увидят! Так что к черту этот мандраж, к черту всю эту комиссию, и Ратко, если они сейчас за мной следят, тоже к черту!
Я толкнул дверь машины, повесил сумку с луком на плечо и уверенно пошел вверх по ступенькам.
Глава 24
Комиссия
Поднимаясь по ступенькам из мрамора, отполированного сотнями подошв многих поколений абитуриентов, я невольно выцеплял из окружения куски разговоров окружающих меня парней и девушек. Да что там невольно — я весьма даже активно подслушивал, о чем они говорят, ведь никакого другого способа получить хоть какую-то информацию о том, что меня ждет, не было. Чел, идущая ступенькой ниже, к счастью, в кои-то веки замолчала и не мешала мне.
Только проку от этого было чуть. Потому что абитуриенты разговаривали на какие-то плохо понятные мне темы, употребляя при этом плохо понятные слова, из-за чего и так оборванные куски фраз становились вовсе непонятыми.
— …а он берет и спрашивает у меня: в какой линии используется техника «Изумрудное перо»?
— …и тогда он тыкает в меня пальцем и говорит: «Феанор!» Серьезно, у него хватило наглости!..
— …не верил, что я управляю рабочим телом, а не просто проецирую прану! Не верил, что моим наставником был сам Крис Авелон!..
Отовсюду звучали какие-то имена, названия и наименования, которые ни о чем мне не говорили. А вот ребятам, похоже, говорили. Они привычно оперировали всеми этими терминами, что ясно давало понять: вот они какие, настоящие будущие реадизайнеры. Те, кого с детства тренировали и готовили, даже несмотря на то, что ритуал инициации проводится лишь в восемнадцать лет. Эти ребята заранее готовились управлять своим даром, которого у них просто не могло не быть при их-то родословной. Тренировались вхолостую, так сказать, чтобы потом сразу же переложить свою теорию на практику. Да, у них гигантская фора передо мной. Просто потому, что им повезло родиться в кланах.
В своих группах-кучках они даже одеты были в едином стиле, в единой цветовой гамме, сразу разграничивая своих и чужих. Когда из дверей здания выходил кто-то новенький, группа в таких же, как у него, цветах, начинала приветственно ему махать, кричать и вообще всячески обращать на себя внимание. А когда он замечал их и подходил, принимались выспрашивать, как прошло тестирование.
Что характерно, я не услышал ни одного вопроса, прошел ли тот ли иной абитуриент. Словно варианта не пройти не существовало вовсе. Видимо, мир слишком сильно нуждается в реадизайнерах, чтобы еще и отсеивать их. Это хорошие новости.
Я толкнул двери и вошел в здание. За дверями оказался длинный коридор с высокими стрельчатыми окнами по левую руку и добрым десятком дверей в стене по правую. Все двери, правда, были закрыты, и только в самую дальнюю, располагающуюся в самом конце коридора, стояла очередь из ребят и девчат моего возраста.
Ну, как сказать «стояла». Только обладая очень хорошо развитым воображением можно было назвать это очередью. На самом деле это опять были хаотично разбросанные по коридору группки абитуриентов количеством от одного до четырех человек, которые образовывали кривую, косую, пьяную, но все-таки линию, упирающуюся в конец коридора. Кто-то сидел на подоконнике, кто-то вовсе — прямо на полу, кто-то стоял, привалившись к стене. В некоторых компашках, боязливо оглядываясь, что-то там шаманили, то ли показывая друзьям чудеса реадиза, которыми умудрились овладеть без всяких там академий, то ли просто разминаясь перед вступительным экзаменом…
«Интересно, а что вообще представляет собой вступительный экзамен?»