— А нет ли здесь общества пифагорейцев?
— Ты имеешь в виду группу философствующих фанатиков, которые плетут интриги для захвата власти, чтобы принудить всех отказаться есть бобы?
— Да ничего подобного! Пифагорейцы уже много лет не занимаются политикой, за исключением группы в Регии. В наши дни это люди, интересующиеся математикой и прочими науками, исследователи, занятые поиском разгадок тайн вселенной.
— Только не здесь, — рассмеялся Ингомедон. — К интересам неаполитанцев относятся исключительно состояние кошельков, набитое брюхо и любовные утехи. Извини, еда остывает.
— Как у тебя дела, Сеговак? — Зопирион обратился к соседу. — Ты был у Сивиллы?
— Да, молодой господин. И мудрая женщина сказала мне: «Ищи свое место там, где остров управляет берегом». Но где такое возможно?
Зопирион нахмурился.
— Я слышал, что Дионисий переносит свою ставку на остров Ортигия. Оттуда он управляет Сиракузами, расположенными на крупном острове — Сицилии, и не только ими.
Кельт с пониманием кивнул.
— Я как раз думал о нем. Когда-то я служил у тирана — его предшественника. Его звали Гермократ, и это был великий человек. А что тебе рассказала великая жрица?
— Она сказала, что когда-нибудь я разобью мир вдребезги.
Голубые глаза Сеговака широко раскрылись от удивления.
— Что ты говоришь? Надеюсь, когда это произойдет, я буду далеко от того места. На мой взгляд, ты симпатичный парень и совершенно не похож на человека, который только и думает о том, как бы разрушить мир, такой гармоничный и целостный.
— А кроме того, она посоветовала нам опасаться Волка с Севера, кем бы он ни был, — добавил Архит, сидящий по другую руку Сеговака.
— Попридержи язык, пьяная трещотка! — оборвал его сидящий неподалеку архонт Бризон. — Не нужно, чтобы об этом стали везде говорить, начиная от Карфагена и кончая Карией. [26]
— Ну, бывает, — вступился кельт. — От вина язык начинает вихлять, как колесо колесницы после смазки. Но не думаю, что в данный момент нужно обсуждать пророчества Сивиллы.
Гул разговоров затих, как только на свободное пространство между столами выскочила танцовщица. В легкой тунике из пурпурного коанского шелка она извивалась под напевы контр-флейты — на ней играла девушка, сидящая в углу зала. Девушка завершила свой танец под аплодисменты и одобрительные возгласы собравшихся и, поклонившись, выбежала из зала. Спустя некоторое время она вернулась, жонглируя ножами и мечами. Аплодисменты становились все громче.
В третий раз она поставила на пол несколько подсвечников с горящими этрусскими свечами. Сбросив тунику, девушка обнаженной прошлась колесом и сделала стойку на руках среди свечей, отсветы которых играли золотом на ее тщательно натертой маслом коже.
— Не он ли сидит там с кислым видом? — громким шепотом произнес кельт.
— Кто? — переспросил Зопирион.
— Тот римлянин, Корнелий Арвинна? — И Сеговак кивнул в сторону лож, расположенных на возвышении на дальнем конце зала. Римский всадник с выражением холодного неодобрения на лице сидел на своем ложе, болтая ногой и пытаясь поправить тогу, чтобы была видна полоска на тунике.
— Похоже, девушка завивает волосы на промежности, — продолжал кельт. — У вас в городе тоже так принято?
— Так принято у италийцев, — ответил Зопирион, — но изначально это был этрусский обычай. Некоторые тарентийцы из богатых семей переняли его: золотая молодежь, проводящая время за ваянием собственных тел, упражнениями мускулов в гимнастических залах. Но к тем, кто зарабатывает на хлеб собственным трудом, это не относится. Прежде чем я позволю появиться около своей семьи такому украшателю с бритвой…
— А у нас в Неаполе волосы выщипывают, — перебил его Ингомедон.
— Ого! Скоро простонародные обычаи войдут в моду! — отозвался Сеговак.
— Зевс, Аполлон и Деметра! — вскричал Ингомедон. — Вы только посмотрите! — И неаполитанец разразился грубым хохотом, к которому присоединилась вся компания. А затем и весь зал, в котором происходило пиршество, содрогнулся от раскатов неистового веселья.
Танцовщица сделала финальное сальто, прошлась колесом и опустилась на колени римского всадника, обхватив руками его шею и спрятав лицо на широкой груди. Выражения неподдельного ужаса, смятения и ярости волной пробежали по суровому лицу римлянина. На мгновение показалось, что он готов вскочить и выбежать из зала. Но с прилипшей к нему обнаженной девицей всаднику вряд ли удалось бы сделать даже несколько шагов, это только ухудшило бы создавшееся неловкое положение. Видя, что присутствующие находят в происшествии просто добрую шутку, он попытался улыбнуться, но вместо улыбки лицо исказилось в жуткой гримасе.
Девица спрыгнула с насиженного места и поклонилась, вызвав бурю оваций. Когда она, подхватив тунику, выбежала из зала, архонт, Геллий Мутилл, поднялся со своего ложа.
— И в заключение сегодняшнего вечера устроим аукцион. Разыгрываться будет одна ночь с этой милой малышкой-танцовщицей, и ее получит тот, кто заплатит больше всех. Но ее владелец любезно просил меня, во-первых, пообещать, что девушка может забрать себе половину вырученных денег, а во-вторых, что она не пойдет с мужчиной, который ей не понравится. Итак, с чего начнем, о граждане? Не хочешь ли начать торги ты, достопочтенный Корнелий Арвинна?
— Нет! — поправляя тогу, гневно закричал римлянин.
— Вот ваш Волк с Севера, — указывая на него рукой, произнес Ингомедон.
— Ты говоришь о римлянине? — переспросил Зопирион.
Неаполитанец утвердительно кивнул.
— Мне что-то не верится! — воскликнул Зопирион. — Рим — такое крошечное, отсталое государство! К тому же он так далеко от нас, у него даже нет выхода к морю! Как Рим может угрожать Таренту? Мы в большей степени опасаемся угрозы от жителей Лукании [27], этрусков или кельтов. Послушай, вполне возможно, что даже твой прекрасный Неаполь гораздо более величественен, чем маленький старый Рим!
— Поверь мне, я был в Риме и знаю, о чем говорю, — ответил Ингомедон. — Римляне консервативны и ужасно скучны. Вряд ли они будут смеяться над комедиями Аристофана. [28] Традиция — вот их царица. Они очень дисциплинированны. В отличие от нас.
— Ты имеешь в виду «нас — неаполитанцев» или «нас — эллинов?».
— Естественно, неаполитанцев я знаю гораздо лучше. Но это замечание можно отнести как к тем, так и к другим. Спартанцы дисциплинированы, но они не терпят эллинов. Скажем, я совершенно недисциплинирован. Среди эллинов полно «воинов в постели» — львов в спальне и кроликов на поле боя.
— Я слышал, что после победы над афинянами спартанцы потеряли голову.
— Возможно и так, но у римлян такая сложная организация, какая спартанцам даже не снилась. Кроме того, если римляне завоевывают соседние территории, они спустя некоторое время дают жителям возможность получить полноценное гражданство. За счет этого их сила растет.
— Города эллинов более недоступны и привилегированны, — заметил Зопирион. — Наши боги очень ревнивы, они ненавидят, когда чужеземцы участвуют в их обрядах.
— Это точно. Таким образом, когда эллинский город захватывает и присоединяет к своим владениям новые территории, как сделали афиняне, все остальные народности, населяющие эти земли, становятся объектами для эксплуатации. Как и следовало ожидать, они ненавидят своих хозяев и только и ждут подходящего случая, чтобы отделиться. Не знаю, на какие уловки и хитрости в области религии идут римляне, чтобы обойти препятствия, связанные с вероисповеданием, но им и это вполне удается, — неаполитанец зевнул. — Клянусь египетской собакой, зачем мне изображать из себя оракула, если я не могу предсказать свою собственную жизнь хотя бы на день вперед!.. Цены на девочку вышли за пределы возможностей моего кошелька, пойду-ка я домой. Но запомните мой рассказ. Если доживете до старости, то сами убедитесь, на что способен Рим.