Офицер фыркнул.
— Иногда, мой мальчик, твой ясный ум не заметен. Повсюду полно предателей, недовольных или агитаторов. Интересно, а чего можно ждать от нескольких тысяч человек, входящих в город с оружием в руках?
— Ох.
Получив разрешение, Зопирион побежал домой, полный страха, Коринна все-таки уехала в Мессану. Однако она была дома и встретила его с распростертыми объятиями, как будто они и не ссорились. После радостной встречи, когда Коринна и Херон повисли у Зопириона на шее, наперебой задавая вопросы, юноша обратился к приемному сыну.
— Херон, не хочешь до обеда поиграть на улице?
— А ты поиграешь со мной, Зопирион?
— Не сегодня. Мне нужно кое-что обсудить с твоей мамой.
— Тогда я останусь с вами. Я так тебя люблю!
— И я тебя люблю, мой дорогой Херон. Но мне нужно побыть наедине с твоей мамой.
— Почему, папа?
— Не бери в голову. Взгляни, вот тебе новенькая маленький медный обол. Сходи на рынок и купи себе сладкой воды, игрушку или что захочешь. Только не возвращайся до заката.
— Нет, я хочу поиграть с тобой.
— Или ты уходишь, или садишься учить алфавит!
— У меня нет никакого желания сегодня учить алфавит.
— Тогда иди. И забери свою монетку.
Зимой запасы оружия постоянно росли, хотя и не так быстро, как раньше. Зопирион снова приступил к работе в Арсенале и позвал Сеговака, Архита и помощника Абдашарфа обсудить особенности новой конструкции катапульты.
— Если лебедку установить чуть дальше, ребятам будет проще работать с ней: не придется стукаться костяшками пальцев о раму, — сказал Сеговак.
— А эти растяжки толще, чем нужно. Можно сделать ее не такой тяжелой… — предложил Архит.
— Да понравится это господину Зопириону, но господин Профимион предложил увеличить дальность полета, укрепив лук сухожилием, как делают скифы…
Как и предсказывал Архит, Зопирион оказался включенным в круг близких друзей Дионисия. Однажды вечером он и Архит, как и остальные, проводили вечер за чашей лесбосского вина в андроне [64] дворца Дионисия под внимательными взглядами телохранителей тирана. Дамокл, тонкий и гибкий поэт, один из самых откровенных льстецов, превозносил достоинства и величие патрона, когда в комнату с письмом в руке вошел Дионисий.
Гости встали.
— Наконец, друзья мои, я получил из Неаполя письмо от Лифодема. Несомненно, оно касается закупок зерна для следующей кампании.
— Хвала богам, о, Дионисий, это превосходно! — выкрикнул Дамокл.
Дионисий взглянул на поэта и озадаченно сдвинул брови.
— Если я еще не открывал письма, откуда же тебе известно, плохие там новости или хорошие?
Это замечание никоим образом не вывело Дамокла из равновесия.
— Клянусь богами, Дионисий, какой великолепный упрек! У тебя на все готов ответ! Скорость мысли, свойственная богам, и прекрасно подвешенный язык — несомненно, ты самый выдающийся, удачливый и счастливейший из смертных! Если, конечно, ты на самом деле смертен.
— Спроси это у кирасы, которую я ношу, — ответил Дионисий. — Боюсь, утверждение о моем бессмертии можно проверить. Что касается счастья, почему бы тебе не поменяться со мной местами?
— Ох, нет, господин! — возопил Дамокл. — Неужели смертный решится занять место бога? Человек не может забраться на небо или жениться на Афродите. Мое собственное ничтожество только подтверждает абсурдность — нет, нечестивость — подобных идей.
— Когда-нибудь тебе придется ощутить все радости моего положения — сказал Дионисий. — Тогда возможно, ты перестанешь болтать о моем неописуемом счастье. Как продвигается работа над новой моделью катапульты, Зопирион?
Зопирион рассказал.
— Попытайся закончить модель к концу Антестериона. [65] Карфагеняне взволнованы, и собираются отомстить за понесенное прошлым летом поражение. Мы должны опередить их.
Вечером того же дня Зопирион обсудил новость о грядущей кампании за ужином с Архитом и Коринной. Оба советовали ему убежать в Тарент. Но мучительные раздумья и отвращение к войне, возникшее в нем после падения Мотии, постепенно ушло. Он отказался.
— Если я покину службу Дионисия после первой же кампании, то создастся впечатление, что он разочаровался во мне и отправил в отставку уволил. К тому же подобные кампании достаточно безопасны для стратега. На этот раз будет несколько небольших осад, — аргументировал Зопирион свой отказ.
— Эх, старик. Боюсь, теперь ты и Дионисий смотрите в одном направлении, — заметил Архит.
— Не во всем! И замечаю его уловки. Однако не могу не согласиться, что в ряде случаев горожане управляют городом значительно хуже, чем личность, подобная Дионисию.
— Прекрасно, что тебя волнует твоя карьера. Но мне казалось, что семья должна стоять на первом плане, — вмешалась Коринна. — Пока ты вместе с ним гоняешься за славой, мы подвергаемся опасности.
— Хорошо, хорошо. Обещаю по завершении кампании покинуть службу. Я просто хочу упрочить свою репутацию, и все.
Всю последующую декаду Сиракузы будоражили слухи о стремительной подготовке карфагенян к войне. Зопириона и Архита пригласили на очередной обед для узкого круга приближенных к архонту. Тиран расхаживал среди гостей в длинном платье из королевского пурпура и с золотой короной на голове. При виде такого величественного зрелища кое-кто из гостей даже присвистнули от изумления.
— Твое одеяние, господин, подтверждает мои давние подозрения о том, что ты не человек, а божество! — произнес Дамокл.
— Хм, — фыркнул Дионисий. — Если бы так считали жители Карфагена, мои проблемы исчезли бы сами по себе. Понимаете, друзья, до поры до времени я не хотел появляться в таком наряде перед жителями Сиракуз. Для них я должен был оставаться просто архонтом, в обычае которого республиканская простота во всем, даже в одежде. Но теперь, когда в моей власти находится почти вся Сицилия, мне захотелось поэкспериментировать с символами монархии. Разве мог Великий Царь держать в повиновении многочисленные народы Персии, если бы он вместе с простолюдинами расхаживал по улицам Вавилона и шутил и болтал с чернью? Вряд ли.
— Так как продвигается подготовка карфагенян к войне? — поинтересовался один из гостей, когда собравшиеся возлегли на ложа.
— Насколько я знаю, это скорее слухи, нежели факты. Однако мне сообщили, что Гамилк собирает повести на Сицилию миллионную армию.
Некоторые из гостей тревожно переглянулись. Дионисий снял корону и почесал голову: очевидно, она натирала ему.
— Но каждый солдат знает, какие строятся безумные предположения, когда разговор заходит о величине вражеской армии. — добавил тиран.
— Все правильно, господин. Даже Геродот, чью историю я читал, приписывает Ксерксу во время нападения на Элладу армию в миллион восемьсот тысяч человек. Просчитав запасы продовольствия и транспорт, зная организацию Персидской державы, Ксеркс, скорее всего, обошелся десятой частью указанного количества — я имею в виду реальных воинов.
— Я верю, что слухи в подобных случаях сильно преувеличены, — ответил Дионисий. — Какова бы ни была численность вражеской армии, мы должны ускорить нашу подготовку. Возможно, придется выступить в течение ближайшей декады.
— Ах, нам ничего не страшно, когда нас ведет Дионисий, — вставил Дамокл. — Дионисий один превосходит миллион простых солдат. Как мы счастливы наслаждаться лучами твоего счастья!..
Дионисий пристально воззрился на Дамокла. Тот замолчал, и улыбка медленно сползла с его лица. Затем Дионисий медленно поднял глаза на пространство над ложем поэта.
Вытянув шею, Дамокл проследил взглядом направления взгляда повелителя. От увиденного его лицо побледнело, а кубок со звоном упал на пол. С потолка на одном конском волосе свисал меч. Он висел прямо над ложем Дамокла. Похолодев от ужаса, поэт не отрывал от него глаз.
— Однажды я предупредил тебя, Дамокл: если ты опять забалабонишь о моем счастье, я дам тебе вкусить, что значит быть правителем, — повысив свой звучный голос, произнес Дионисий. — Теперь ты знаешь. Козни и интриги висят над моей головой подобно этому мечу. Дома — противники и изменники, за рубежом — ссыльные и внешние враги находятся в постоянной готовности убрать меня со сцены — поверхности Земли.