Время от времени Дзимбо останавливался и думал об Старке. Он знал, что его бывший враг вскоре объявится здесь. Когда именно – Дзимбо не знал. Уж не было ли его в том небольшом отряде, состоявшем щ самураев и чужеземцев, что проехал мимо монастыря Мусиндо три недели назад? Возможно. Это не имело особого значения.
Несомненными оставались две вещи. Старк придет сюда, и Старк попытается его убить. Дзимбо не боялся за свою жизнь. Она давно перестала его интересовать. Или, может, не так уж давно. Может, ему просто так казалось. Его волновала жизнь Старка. Если он убьет Дзимбо, его боль не станет слабее. Жажда мести вела его от убийства к убийству. Смерть Дзимбо лишь усугубит страдания Старка и ухудшит его карму. Как же быть? Может, если он сумеет показать Старку того нового человека, в которого он превратился, человека, исполненного внутреннего покоя, избавленного от страданий, сопряженных с ненавистью, – может, тогда Старк тоже узрит этот путь? Дзимбо решил, что предстанет перед ним без страха и попросит прощения. Если Старк не согласится его простить, он умрет.
Он не будет сражаться.
Он не будет убивать.
Никогда больше он не прибегнет к насилию.
Краем глаза Дзимбо заметил какое-то движение на листике горчицы. Он осторожно снял крохотного жучка с листика и опустил на землю. Жучок припустил прочь, поспешно перебирая лапками и поводя усиками. Он не видел Дзимбо. Его жизнь, такая же насыщенная и хрупкая, как бытие самого Дзимбо, протекала в мире других масштабов. Дзимбо почтительно поклонился живому существу и вновь принялся собирать свой ужин.
Позади зашуршали кусты. Дзимбо узнал быстрые шажки. Это была Кими, сообразительная девчушка из соседней деревни.
– Ой, Дзимбо! – воскликнула Кими. – Ты сидишь так тихо! Я и не знала, что ты здесь. Я чуть на тебя не наступила.
– Спасибо, что ты на меня не наступила.
Кими хихикнула.
– Ты такой смешной… Ты не видел Горо? Он примерно с час назад отправился искать тебя. Я боюсь, как бы он снова не заблудился.
Дзимбо и Кими застыли, прислушиваясь.
– Он бы стал выкрикивать твое имя, но я что-то ничего не слышу, – сказала Кими. – Может, он пошел в соседнюю долину?
– Пожалуйста, отыщи его. Когда Горо теряется, он начинает волноваться. А когда он волнуется, он становится неосторожным.
– И может обо что-нибудь пораниться, – кивнула Кими. – Если я его найду до твоей вечерней медитации, то приведу к тебе.
– Это было бы неплохо.
– Счастливо, Дзимбо.
Кими поклонилась, сложив руки в гассё – жесте, который у буддистов символизировал покой и уважение. Она первой из деревенских детишек переняла этот жест у Дзимбо, и теперь все остальные тоже начали ей подражать. Кими вообще была у них заводилой.
Дзимбо поклонился в ответ:
– Счастливо, Кими.
Он вернулся к воротам Мусиндо как раз вовремя, чтобы увидеть, как к ним галопом подлетели два всадника. В первом Дзимбо узнал бывшего монаха, Ёси. Второй всадник едва держался в седле. Это был преподобный настоятель Сохаку.
Оба они были тяжело ранены, причем Сохаку – более серьезно, чем Ёси.
– Помоги мне перевязать его, – попросил Ёси. – Скорее, пока он не истек кровью!
– Я сам его перевяжу, – сказал Дзимбо. – А ты позаботься о себе. В тебя не только стреляли, тебя еще кололи и рубили.
– Где? – Ёси коснулся своих ран и рассмеялся: – Чепуха!
Крупнокалиберная пуля вошла Сохаку в грудь с левой стороны, пробила легкое и вышла из спины, оставив рваную рану величиной с кулак. Он не умер лишь чудом.
– Ну что, Дзимбо, – поинтересовался Сохаку, – что мудрого ты скажешь умирающему?
– Да ничего. Все мы – умирающие.
Сохаку рассмеялся и тут же осекся. Из угла рта у него протянулась струйка крови.
– Ты все больше становишься похож на старика Дзэн-гэна.
– Преподобный настоятель, вам нужно лечь.
– Некогда. Перевяжи меня. – Сохаку повернулся к Ёси. – Иди в оружейную. Принеси мне другой доспех.
– Слушаюсь, преподобный настоятель.
– Там, куда вы отправляетесь, вам не понадобится доспех, – сказал Дзимбо.
– Ошибаешься. Я отправляюсь в битву. И мне нужен доспех, чтобы не рассыпаться по дороге, иначе я так туда и не доберусь.
– Настоятель Сохаку, ваши битвы окончены.
Сохаку улыбнулся:
– Я отказываюсь умирать от пули.
Дзимбо осторожно наложил на рану мазь из целебных трав, а потом плотно перетянул торс Сохаку шелковым бинтом. Внешнее кровотечение остановилось. А внутреннее теперь остановит лишь смерть.
Ёси помог Сохаку надеть новый доспех и осторожно зашнуровал его. Теперь торс, живот и бедра настоятеля были закрыты пластинами из железа, лакированного дерева и кожи. Сохаку взял шлем, но отказался от стального воротника, закрывающего шею, и лакированной маски для лица.
– Преподобный настоятель, – сказал Ёси, – так вам могут отрубить голову.
– Как по-твоему, кто идет по нашему следу?
– Несомненно, господин Сигеру, – ответил Ёси.
– Если б я пребывал в наилучшей форме, если бы ветер и освещение были выгодны для меня, а все боги – благосклонны, мог бы я его одолеть?
– При всех этих условиях – не исключено.
– Ас нынешними моими ранами какие у меня шансы?
– Никаких, преподобный настоятель.
– Вот именно. Потому я лучше предоставлю Сигеру возможность нанести чистый удар.
– Стой или иди, исход один – смерть, – сказал Дзимбо. – Лучше останьтесь и умрите спокойно.
– В конце все мои долги слились в один. Долг перед князем Гэндзи. Долг перед моими предками. Долг перед самим собой. Ответ один – смерть в бою.
Сохаку согнул ногу под тем углом, который понадобился бы для верховой езды, и Ёси перебинтовал ее кожаными полосами. Потом он подвел лошадь Сохаку и помог настоятелю взобраться в седло.
– Как же вышло, что вы выступили против князя Гэндзи? – поинтересовался Дзимбо.
– Его мнимые пророчества погибельны для клана. Я хотел ниспровергнуть его и тем самым спасти клан. Я потерпел неудачу. Теперь я должен извиниться.
Дзимбо промолчал.
Сохаку улыбнулся:
– Ты думаешь о том, что в таких случаях обычно совершают ритуальное самоубийство? Это верно. Но данный случай требует схватки. Куда приятнее убить мятежника, чем обнаружить, что он убил себя сам. Искренность извинения требует, дабы я поступил наилучшим образом для тех, перед кем я извиняюсь.
– Понимаю, – сказал Дзимбо, – но согласиться с этим не могу. Если уж вам надлежит умереть, лучше сделать это, не прибегая к насилию. Тогда вы не добавите лишнего груза к вашей карме.
– Ты ошибаешься, Дзимбо. Именно моя карма требует боя. – Сохаку поклонился и скривился – видимо, даже такое незначительное движение причиняло ему боль. – Помяни меня перед своим Богом или Буддой, когда придешь к нему. Если, конечно, он существует.
– А почему ты уходишь для медитации в горы? – спросила Кими. – Я думала, у тебя для этого есть специальная хижина.
– Дзимбо! – улыбаясь во весь рот, заявил Горо.
– Иногда мне нужно побыть вдали от всех и от всего, – объяснил Дзимбо.
– Ты уходишь надолго?
– Дзимбо, Дзимбо, Дзимбо!
– Нет, ненадолго.
– Тогда мы подождем тебя здесь.
– Твои родители будут скучать по тебе.
Кими рассмеялась.
– Глупый! У моих родителей одиннадцать детей!
– Тогда я увижу тебя, когда вернусь, – сказал Дзимбо. Он поклонился, сложив руки в гассё. Кими повторила его движение.
– Дзимбо, Дзимбо, Дзимбо! – сказал Горо.
Горная хижина, в которой Дзимбо предавался одиноким медитациям, была скорее намеком на строение, чем настоящим домом. Она была сооружена из связанных вместе ветвей. Крыша над головой почти не закрывала неба, стены не мешали видеть окружающие деревья, и от ветра с непогодой хижина практически не защищала. Ее соорудил старый настоятель Дзэндэн. Она очень походила на его изображения гор, животных и людей, исполненные одним движением кисти. Недосказанное говорило о предмете куда больше, чем высказанное.
Слова Сохаку тяжким грузом легли на душу Дзимбо.
«Именно моя карма требует боя», – сказал настоятель.