— Ты все сделал, как надо, — милостиво изрек он. — Отныне тебя будут звать «Зарир-Молния». Ты заслужил это славное имя!
Богатур рванулся вперед, осторожно приподнял ногу своего властелина и долго целовал носок шагреневого сапога.
— Разрешаем встать, — приказал хан. — Зарир-Молния может всегда стоять перед моим лицом!
Зарир-беки вскочил.
— Я знаю, ты устал, — произнес властитель задумчиво, но глаза его при этом остро смотрели в лицо своего слуги.
— О нет, великий эльтебер! — поспешно ответил сообразительный Зарир.
— Это хорошо! Ибо дело, которое надлежит выполнить тебе, я никому другому поручить не могу.
Бин-беки приложил ладонь к сердцу в знак того, что он готов исполнить любой приказ своего властелина.
— Ты сейчас поскачешь назад к Ашин Летке и скажешь ему: я приеду в его юрту, как только приму и провожу посла от кагана великого к Святослябу. Скажешь урусу, что посла зовут Джурус-хан. Ашин Летко встречал его в Итиль-келе. Но он не знает, что на Уру-сию скачет посланец войны. Этот хан никогда не носит на языке своем слова мира. Пусть Летко передаст это Святослябу.
— Слушаю и повинуюсь, мой эльтебер!
— Скажешь ему также, что посланник Великого будет у меня завтра. В Куяву он едет не один: с ним еще два посла. Один — от Буртасии, другой — от кара-булгар. И эти послы тоже обнажат мечи перед Святослябом. Поскольку Джурус-хан человек войны, он не любит отдыхать и, как огненная стрела ал-арсия, всегда летит вперед. Значит, через два дня он будет на границе с Урусией. Будет лучше, если посол Великого не увидит Ашин Летко в крепости у брода и не узнает, что урус-богатур там был. Пусть хан-война думает, что хитрый урус-посол, который отвратил лицо эмира Бухары от Шад-Хазара, сидит в Куяве и никуда оттуда не уезжал. Так надо! — Харук-хан пытливо заглянул прямо в глаза Зарира-беки.
— Все будет так, как ты велишь, о эльтебер!
— И еще. Там возле крепости урусов крутится Бичи-хан. Скажи этому разбойнику, чтобы он поскорее уносил оттуда свою могучую жизнь толщиной в паутинку. Возьми с собой тысячу богатуров, отныне они в твоей власти. А если Бичи-хан будет хитрить и не испарится в степи, отруби ему голову.
— Слушаю и повинуюсь, мой эльтебер. Все будет исполнено, как ты приказал!
— Спеши! И да поможет тебе аллах всемилостивейший и всемогущий!..
Летко Волчий Хвост внял совету Харук-хана: он увел свой отряд из крепости, строго наказав заставе не говорить хазарам, что он рядом. Бичи-хан со своими разбитными воинами бесследно исчез в далеком весеннем мареве. Гонец от воеводы, меняя коней на заставах, сломя голову мчался в Киев с посланием Харук-хана к великому князю Святославу.
Сразу же, как только посольство с Джурус-ханом во главе миновало безымянную русскую крепость у брода, Летко Волчий Хвост вернулся туда со своим отрядом. На следующий день в версте от заставы Летко и Харук-тархан встретились. Они быстро договорились о совместном походе на земли булгарского властителя Талиб-алихана, уточнили время, детали набега и разъехались, довольные друг другом.
На переговорах от имени конунга Ольгерда присутствовала княжна Альбида. Говорить ей почти не пришлось: она только и сделала, что передала дары отца степному владыке.
— Ты стремителен в деле ратном и мудр речами, как бог моей суровой родины Вотан[117], — без тени обычной улыбки сказала Альбида.
И Летко Волчий Хвост, бесстрашный воин и мудрый воевода, опять не нашел слов для ответа...
— Князь-война, говоришь? — переспросил гонца Святослав. — Ну-ну, поглядим. Русь не запугаешь. Иди!
Отпустив гонца, великий князь Киевский долго сидел задумчивый, иногда вставал со скамьи, мерял гридницу тяжелыми шагами. И в это время мало кто осмелился бы потревожить его. Во дворе толпились соратники князя-витязя, советники в мире и войне — бояре, князья, воеводы, старцы градские.
— Что Святослав-князь? — спрашивали они Добрыню. — Грозен, сказывают? Когда же он позовет нас пред светлые очи свои?
— Ждите! — следовал краткий ответ.
Приехал Асмуд. Бояре бросились к нему поддержать стремя. Тот отстранил всех мановением руки, тяжело спрыгнул с седла, бросил поводья отрокам и, ни на кого не глядя, пошел к дверям гридницы.
— Чего тебе? — сверкнул глазами Святослав. — Яз тебя покамест не звал.
— Один думу думаешь? — сурово-укоризненно спросил прославленный воевода. — Не дело так-то! Зови всех, промыслим сообща.
— Учишь, старик? — зловеще спросил великий князь. — Так яз давно не отрок малый.
— Нет! Не учу. Просто совет — к слову! Русь велика, одной головой за всех не промыслишь.
— Добро! Пусть войдут все!..
Как два года назад, грозой повеяло над Русью. Дума была тяжкой. Но... не решились на этот раз хазары напасть в открытую на земли грозного соседа: не забыли урока доброго. По-другому решили эльтеберы сокрушить Русь Светлую: в чистом поле разбить полки ее. Надеялись, как всегда, числом воинов задавить. Мужи нарочитые русские понимали это и совет дали, как надлежит принять посла хазарского...
Джурус-хан не заставил долго ждать себя: на третий день в сопровождении двух беков, посланцев Булгарии и Буртасии, а также четырнадцати богатуров со значками тарханов Хазарии, каждый из которых должен был представлять десять тысяч всадников, хан-Война в полном боевом снаряжении, внушительный и грозный явился в гридницу великокняжеского дворца.
Каковы же были его растерянность и ярость, когда великий князь Киевский встретил послов, сидя верхом на коне. На конях же сидели позади него десять ближних бояр и воевод. И это еще не все: вдоль обеих стен огромной залы, на возвышении, стояли рослые богатыри. И ничто уже не могло спасти гордую честь высокородного хазарина и сопровождавших его беков — булгарского и буртасского. Куда бы ни бросили взгляд вестники войны, им приходилось невольно поднимать лица вверх, как карликам перед великанами. Джурус-хан понял вдруг, что Святослав знает, с какими словами послали его сюда каганы великой Хазарии. Но хан-Война заметил и другое: все русские богатыри держали мечи в ножнах. Значит, Русь не хочет войны, а боевым снаряжением своим просто предупреждает Хазарию.
Однако надо было исполнить данное поручение, и Джурус-хан, гордо подбоченясь, заговорил громко:
— Кагану Урусии Святослябу привет шлет каган-беки Асмид Могучий и Всепобеждающий! Он спрашивает: здоров ли ты?!
Святослав не шевельнулся и не ответил. Взгляд его был устремлен поверх голов хазарского посольства. За него ответили богатыри русские. Ответили дружно, громогласно:
— Великий князь Руси здоров и грозен по-прежнему! Говори, зачем пришел?!!
У хазар зазвенело в ушах. Доселе неподвижные бунчуки из конских хвостов в могучих руках их вздрогнули.
— Я пришел сказать слова великого царя Шад-Хазар Наран-Итиля Светоносного и Ослепляющего! А также изложить волю властителей Булгарии — Талиб-алихана и Буртасии — Бурзи-бохадур-хана!.. Мы объявляем: если ты, коназ Святосляб, отдашь нам земли наших предков с городом Чурнагив, тогда Хазария обещает вечный мир и дружбу Урусии!.. Если коназ Святосляб не согласится на это, тогда пламя войны затопит его землю! — объявил Джурус-хан.
— Да будет так! — воскликнул посол Талиб-алихана.
— Да будет так! — вторил ему посланник Бурзи-бохадур-хана.
На мгновение по гриднице разлилась зловещая тишина... Но вот Святослав поднял правую руку в железной перстатой рукавице и заговорил, не глядя на послов:
— С коих это пор Чернигов-град козарским стал? Земля сия искони русская... А што есть земля?! — голос великого князя Киевского зазвенел: — Земля есть основание Отечества!
Властитель Руси устремил горящий взор на послов врага и спросил внушительно и грозно:
— Кто ж, поведайте мне, добровольно отдает свою землю?!
Он вырвал из ножен меч и бросил его к ногам кочевых владык: кованый клинок зазвенел по каменным плитам гридницы:
— Вот мой ответ Итиль-хану и прочим! Вы мира делить не хотите с Русью?! Вам кровь и пожары надобны?! Будут пожары! Теперь узнайте последнюю волю мою: раз мира не хотите — на вы иду!