— Нынче уповаем на Перуна-заступника, — так же тихо ответил сотский. — Конешно, так мы им не дадимся. Да и посла они остерегутся тронуть. Но...
— И князя ихнего нету с нами. Оно бы покойнее, ежели...
За полами шатра громыхнули железно мечи по щитам. Богатыри разом обернулись на шум: снаружи один за другим ступали воины. Они цепочкой прошли вдоль войлочной стены, встали во всеоружии, грозные и невозмутимые. Было их человек двадцать: все рослые, сильные. За спинами хазарских богатуров висели тяжелые луки, в руках — короткие копья остриями вверх; круглые железные щиты закинуты за плечи. Лица воинов бородаты, свирепы, надменны.
Гости, казалось, никак не отреагировали на появление подозрительного караула. Они так же невозмутимо тянули к огню руки и переглядывались с усмешкой. Но это только казалось: призыв — и они ринутся в битву, защищая честь русского воина, и жизнь каждого из них дорого обойдется врагу. В этом никто не сомневался: ни руссы, ни хазары...
«Похваляется хан Харук силой своей», — насмешливо глянул на хазарских воинов Летко.
Стояла тишина. Только слышно было, как потрескивал хворост в очаге да позванивал нож в волосатой руке кашевара.
— Мир и благополучие послу грозного воителя, кагана Урусии Святосляба, и богатурам его, — раздался хрипловатый голос от порога. Там, величественный, в халате из цареградской парчи, стоял Харук-тархан.
Гости встали, поклонились все разом.
Харук прошел к огню, ступил на возвышение. Слуги кинулись к нему. Хан остановил их движением руки и, кряхтя, опустился на ковровые подушки.
— Отведайте от моего дастархана, храбрые урус-богатуры, — проскрипел степной властитель, приглашая гостей садиться...
Спать руссов оставили тут же. Харук-хан со своим караулом ушел. Сотский Мина сменил и накормил дозорных.
— Козары ведут себя смирно, — доложил он Летке. — Коням корму вдосталь дали...
В ночи раздался вдруг душераздирающий вопль.
— Што сие? — встрепенулся Летко.
— А-а, — отмахнулся Мина. — Тать норовил мешок уволочь, а мож, то ихнему хану привиделось. Только татя того сей часец на кол сажают.
— Велес[17] ему судия, — зевнул Летко равнодушно. — Спи! Завтра с рассветом — в путь.
Вопль смолк. Слышно было, как перекликались дозорные в крепости да выли волки в степи: выли тоскливо и нудно, словно по покойнику.
— Степь! — прошептал, засыпая, Мина. — Тоска. И как они тут живут...
Звон оружия и пронзительные крики подняли руссов далеко за полночь. Богатыри схватились за мечи и копья. Вбежал дозорный.
— Эх-х-х-ма! — заорал он. — Козары сплошь всполошились. Ишь горланят.
— Бар-р-ранта! На коней, богатуры! — раздавалось снаружи.
— Баранта — сие значит, кто-то табуны у них угоняет, — пояснил Мина. — Ну, теперь будет потеха!
В юрту вбежал Харук-хан.
— Ашин Летко, помоги! — возопил он. — Орда карапщиков[18] набежала. Мои богатуры храбры и стремительны. Но здесь, в крепости Чугир, их мало. Меньше, чем врагов, которые отбивают мои табуны. Твои кони быстры, как степной вихрь. А богатуры бесстрашны и несокрушимы. Помоги, и аллах не забудет твоей доброты!
— Заманят в степь и порубят... Не ходи, — прошептал на ухо Мина. — В крепости побоялись, а в степи...
Летко колебался всего мгновение.
— Братие, на конь! — воззвал он. — Подмогнем князю Харуку, авось и он нас не оставит милостью!..
Руссы, сверкая кольчугами, летели по степи на своих высоких поджарых конях. Впереди на сухоногом карабаире сидел, пригнувшись, Умаш. Хазарин показывал дорогу.
Пурга кончилась. Было морозно. Любопытные звезды удивленно мигали в искристом небе. Бежала впереди отряда полная луна и добросовестно освещала богатырям их бранную дорогу.
Умаш вел руссов к темневшей вдали дубраве. Справа, в версте от них, перемещались по белесому полю темные расплывчатые пятна. Над ними взблескивали тусклые молнии: это рубились воины Харук-хана с ночными разбойниками.
— Нам надо догнать отбитые табуны. Они уходят туда! — показал Умаш плетью левее пастбища.
Через час стремительного бега впереди стали угадываться другие пятна, они увеличивались в размерах, от краев их отрывались иногда отдельные точки: руссы догоняли табуны.
— Коназ-ур-рыс! — прокричал проводник. — Ты гони карапшиков прямо, а мне дай десяток богатуров. Тут есть низина, которую врагам придется обходить стороной, и мы перережем им путь!
— Араз! — крикнул Летко чернобородому воину с кривой саблей на поясе. — Спеши со своими за ним!
Летко взмахнул плетью, и его серый иноходец полетел птицей. Десяток гридей Араза вместе с проводником стал забирать влево и через мгновение исчез, словно провалился.
Летко догонял похищенный табун. Гриди, скакавшие за ним, заметно отстали. Масса коней впереди вдруг стала сбавлять бег. Лошади храпели, останавливались.
«Успел Араз!» — подумал сотский и неожиданно увидел прямо перед собой громадного всадника на белом высоком коне.
— Не спеши к смерти, щенок! — крикнул тот по-хазарски, взметнув над головой широкий кривой меч.
«За глуздыря[19] меня принял», — подумал Летко и коротким взмахом метнул узкий кинжал с тяжелой рукоятью в грудь врага. Великан дернулся в седле, выронил занесенный меч и повалился навзничь.
Но Летко, промчавшись мимо, уже не видел этого. Он наметил другую жертву: в открытую степь, прочь от табуна, убегал на быстроногом карабаире лихой наездник. Конь беглеца скакал легким летящим наметом.
— Не уйдешь, с-собака, — процедил русс. Его иноходец успел отдохнуть и сейчас медленно, но неумолимо догонял неведомого всадника.
Беглец оглянулся, рванул тетиву лука: свистнула стрела. Летко уклонился, закрутил над головой аркан, метнул и резко осадил коня. Рывок! Оглушенный падением противник катится по снегу. Русс прыгнул на него прямо с седла, связал в мгновение ока.
Хазарин очухался быстро, глянул на победителя. По броне, шлему, конской сбруе пленник узнал русского витязя и как будто обрадовался.
— О-о, урус-богатур! Откуда ты здесь? — по-русски воскликнул он.
Летко глянул в лицо ночного разбойника. В свете полной луны что-то знакомое почудилось в хищном оскале степняка.
— Алмаз-хан?! — удивился русич.
— Ты знаешь мое имя? — осклабился хазарин. — Скажи, как зовут тебя, урус-богатур?
— Летко Волчий Хвост, посол великого князя Руси к Хакан-беку Козарии!
— О-о! Честь тебе! — Хан вскочил на ноги и поклонился: связанные руки ему как будто и не помешали.
«Ловок!» — восхитился Летко.
— Отпусти меня, и каган Урусии скажет тебе рахмат[20]. Я кунак[21] кагана Святосляба. Или ты этого не знаешь?
— Ведаю. Да ты на разбойном деле попался. А у нас на Руси...
— Здесь не Урусия! Я у Харук-хана свое брал. Каган Святосляб два года назад все табуны Харука угнал в отместку за то зло, которое хан принес вашей земле. Сам старый пес в неволю попал. На этих пастбищах я новые табуны собрал, а теперь все должен отдать этому облезлому шакалу... Зачем вы его не зарезали? Он еще сотворит вам горе, урусы. А теперь развяжи меня, и золото из моих рук потечет в твой кошель, как только ты приедешь в мой аил!
Летко задумался. Потом сказал:
— Князь Святослав велел передать тебе, Алмаз-хан, што дарует тебя Немиров-градом, землицей при нем и тремя тысячами коней. О прочем после скажу, как к тебе приеду.
Витязь развязал путы, освободил хана.
— Как ты оправдаешься перед князем Харуком? Он, небось, в полон кого ни то взял из воев твоих.
— Воины не мои. Это карапшики хана Бичи. Они не знают, кто я. Только Бичи-хан знает, а его здесь нет!
— Ловко! — рассмеялся русс. — Как же мне быть с тобой, князь? Конь-то твой ускакал. А вой мои вот-вот тут будут.
— Дай своего скакуна! Потом его верну и другого в придачу дам.
— Жаль Серого, — нахмурился Летко. Потом махнул рукой. — Да делать нечего. Бери!..
Когда Харук-хану доложили, что табуны отбиты, он задумался. Долго молчал, размышляя:
«Несерьезный человек посол урусов. Горячий. Сорви-голова. Не такому следует нести железо слов кагана Святосляба. Тяжесть послания мира или войны способен поднять только умудренный прожитыми годами коназ. А этот урус-богатур везет в Итиль-кел шелуху, легкую, как весенний ветер. Доглядчик он, не более того...»