Тысячи пали ниц, голоса мгновенно смолкли. Только птицы щебетали в степи да вороны хрипели в небе...
И только когда золотой диск исчез из глаз, толпы хазар подняли головы, встали, загалдели:
— Вперед! К кочевьям! Наран-Итиль осветил наш путь, травы и воды Великой Степи! Удача ждет нас в этом году!
— Пока властвует в Хазарии Великий Каган, над нами всегда будет сверкать солнце, дарующее-блага жизни!
Глава четвертая
Альбида, дочь конунга
— Он любит меня, отец! Он храбр, умен и удачлив!
— Он любит, понимаю. Но любишь ли ты его?
— Разве это важно, отец? — Тоска сквозила в голосе молодой княжны. — Я не пастушка, чтобы замуж выходить по любви.
— Зато он сын пастуха!
— В прошлом, отец. В прошлом. Сейчас он ярл при короле россов. Святослав благоволит к нему.
— Это так. Но если сердце твое не лежит к нему, поверь, оно приведет тебя к несчастью...
Конунг Ольгерд и Альбида стояли на носу дракара. Весенний ветер доносил с берега терпкие запахи сосен и прелой прошлогодней листвы. Позади скрипели уключины, вода шелестела у бортов, весла с шумом вспарывали черную воду. Река не море! Но и река для викинга — путь к сражению и богатству. Может быть, об этом подумал Ольгерд, когда сказал дочери:
— Ингвард любит тебя, и ты неравнодушна к нему. Я не понимаю, что разрушило вашу дружбу?
— Он просто храбрый дурак!
— Что это значит? — взметнул седые брови Ольгерд. — Ингвард из рода конунгов Эйрика Кровавой Секиры. Он, правда, небогат, но и Эйрик был некогда простым ярлом без золота и подданных.
— Эйрик Кровавая Секира. Бр-р-р! — передернулась Альбида. — Хорошо, отец, что ты не на ночь помянул его. Эйрик! Зарубить всех своих братьев, чтобы овладеть их золотом. Нет! Спаси, Вотан, от похожего мужа. Первую свою жену, Эльвиру Золотоволосую, он утопил. Вторая, Магда Храбрая, сгинула бесследно. Третья... Впрочем, по делам и честь выпала свирепому конунгу: убил его ярл Свенельд. Свенельд — вот кто настоящий норманн! Он добился такой власти на Руси, что Эйрику и не снилось. Вот на кого должен походить мой муж!
— Почему ты думаешь, что Ингвард не добьется славы и богатства?
— Честь воина он уже потерял. Разве умный стал бы связываться с этим исполином Святичем — телохранителем самого короля россов?
— Но он же оскорбил Ингварда!
— Ну и что? Умный всегда найдет способ помириться со своим врагом, не теряя чести. А по истечении времени можно заколоть обидчика кинжалом или угостить ядом. Вот путь, достойный настоящего конунга! Вот путь к богатству!
— Что-о?! — изумился Ольгерд. — Да тебе надо было родиться мужчиной! Я верю, тогда ты скоро сумела бы достичь желаемого.
— Ты угадал, отец. Если бы я была мужчиной, то стала бы достойной тебя. Но и как женщина я сумею достигнуть многого.
Я не был тогда в Киев-бурге. Что произошло на судном поединке между Ингвардом и телохранителем Святослава?
— Ничего не произошло. Росс даже не острием, а древком копья как дубиной ударил несчастного ярла. Тот вылетел из седла и упал на землю с двумя сломанными ребрами. Ну не дурак ли? И ты, отец, прочишь его мне в мужья. Да он через год оставит меня вдовой в последнем прохудившемся платье.
— Я не неволю тебя. Поступай, как знаешь. Но верен ли твой выбор?
— Посмотри, отец. — Альбида развела пальцы левой руки: на каждом сверкали золотые или серебряные перстни с крупными самоцветами. — За каждый из них можно купить от трех до десяти боевых коней. Вот за это кольцо купец из Царьграда предлагал мне двадцать локтей парчи. А за это русский ярл Ядрей давал дракар. Все это богатство подарил мне Летко, и казна его не иссякла. Разве конь твой, отец, не подарок Летки? И этот чудо-конь не последний в его табуне. Кто ведет сейчас войско на булгар? Летко! Что привезет себе из этого похода Ингвард, я не знаю. Но слава моего избранника удвоится вместе с его богатствами, в этом я не сомневаюсь.
— Может быть, ты и права, — согласился Ольгерд, поражаясь острому уму своей дочери. — Я не буду возражать, если ты примешь предложение Летки и станешь его женой.
— Я сегодня же, как только дружина высадится на берег, скажу ему об этом.
— Но нельзя же играть свадьбу в походе!
— С этим успеется. Мы просто при всех обменяемся кольцами и свяжем друг друга клятвой...
Перед заходом солнца флотилия из полутора сотен легких боевых ладей-однодеревок пристала к левому берегу Сейма на виду небольшой крепости Путищи: твердыня издревле прикрывала Русь от набегов кочевых племен — кара-алан, баяндеров и буртасов. Но самым опасным врагом всегда были хазары!
Застава из двухсот богатырей с семьями и поселянами встретила киевлян приветственными кликами. Чуть ли не половина воинов и сторонников сразу стали проситься в поход.
— Лодии у нас свои есть, — говорил воеводе-тысяцкому кряжистый беловолосый богатырь. — Возьми нас! Мы весь путь аж до Булгар-града проведали и переволок в реку Оку покажем. Опять же, там тебе с вятичами говорить надобно, а они данники хакана козарского. С нами сподручнее будет. В Вятической земле много наших родичей живет.
— А как же дозор чуть ли не вдвое ослабить? А ежели...
— Да на нас, окромя воев князя Харука, никто не налезал. И те уж два лета смирно сидят. Заколодели мы тута без доброго дела ратного. И то сказано, нонче князь Харук миром с нами на Булгар-град поспешает.
— Откуда весть? — встревожился Летко Волчий Хвост.
— Да не бойсь. У нас и средь козар родичи есть. Ведь рядом живем: то мечами бренчим, то бражничаем вместе.
— Ну коли так, соберите мне дружину из сотни воев. Да штоб покрепше робята были!
— Ай спасибо, воевода! Удружил! Не бойсь, жалеть о сем не будешь!
— Как звать-величать тебя? —спросил Летко ходатая.
— Чага Сыч. А ча?
— Вот ты и будешь, Чага Сыч, сотским дружины охочей.
— Што ты, воевода! У нас, чать, и постарше меня пасынки найдутся. Из сотских...
— Яз слова своего не меняю! Собирай воев, и штоб к утру все оружные при лодиях были!
— Дай тебе Перун чести и славы! Все сполню, как велишь. И воев нонче ж исполчу.
— Пойдешь со своими в передовой стороже. Все! Покличь мне старшого вашего...
Вскоре к Летке подошел угрюмый косолапый воин. Всей статью своей богатырь походил на лешего вперемешку с медведем. И голос у него был низкий, утробный.
— Пошто звал? — обратился он к тысяцкому без всякого почтения.
— Ты кто таков? — изумился киевский витязь.
— Дак-ка... воевода тутошный. Сохотой кличут. — Нечто отдаленно похожее на улыбку проступило на волосатом лице начальника сторожи.
Летко протянул ему руку для приветствия и охнул от могучего пожатия.
— Ну и силен же ты, брат Сохота, — покачал он головой. — Как живешь во славу Руси?
— Здрав буди, болярин. Живем, — неопределенно пояснил зверовидный богатырь.
«Таков, видать, и Соловей-разбойник!» — невольно пришло в голову Летке. Вслух же он спросил:
— А не найдется ли у тебя, Сохота, добрая горница для князя варяжского и дочери его?
— Отчего ж не найтись. Найдется. У нас избы просторные, из ели рубленные. А тесно будет, дак в амбаре можно постелить. Он нонче пустой, а дух в нем легкий, хлебный остался.
— Ну веди куда-нито.
— Пошли...
Помещения Летке понравились. Варяги заняли горницу Сохоты. Воевода с сотским Миной, Чернем и Бряз-гой — ближайшими своими помощниками — решили ночевать в амбаре. Сюда же Летко пригласил отужинать Ольгерда, его дочь и ярла Олава. Колеблющийся свет масляных плошек отбрасывал огромные тени на бревенчатые стены, и пирующие были похожи на заговорщиков. Сохота на славу угостил киевлян и варягов. Летко, в еде и питье воздержанный, в присутствии Альбиды робел и почти не прикоснулся к лесным яствам.
Недавно на привале он отозвал красавицу на пустынный берег и смятенно признался ей в любви. Альбида сразу перестала смеяться, что она делала всегда в присутствии Летки, и непривычно серьезно обещала подумать. Прошло три дня, но княжна так ничего и не ответила влюбленному руссу. Теперь при встрече она уже не шутила над ним. Альбида вдруг стала строгой и задумчивой. Витязь старался не попадаться ей на глаза, однако сердце его горело огнем, а мысль летела к ней и не давала ни сна ни покоя.