Сегодня, во время трапезы, он несколько раз украдкой ловил ее робкий взгляд и краснел чаще, чем от некогда беспечно звенящего смеха.
После трапезы варяги ушли к себе. За ними вышел и веселый сотский Мина.
— Пойду, дозор проверю, — сказал он, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Што-то сон нейдет.
— Иди, — откликнулся мрачный Летко. — Отыщи там Чагу Сыча и скажи ему, пускай он свой конный дозор спошлет в сторону Дикого Поля. Они тутошные и дело свое знают.
— Добро. Передам...
Летко Волчий Хвост, подавленный тяжкими мыслями и томлением по прекрасной Альбиде, лежал в темноте с открытыми глазами, а сон его витал где-то за тридевять земель.
Сотский Мина вернулся неожиданно скоро, прошелестел соломой в сторону начальника. Летко чертыхнулся про себя, но промолчал: говорить ни с кем не хотелось. Мина пододвинулся и шепотом, чтобы не разбудить Череня и Брязгу, сказал весело, со смешком:
— Иди. Зовет.
— Кто? — встрепенулся Летко.
— Тише ты! Кто, кто? Она. Альбида то есть.
Влюбленный витязь стрелой вылетел в звездную ночь.
Он сразу увидел ее. Он шагнул к ней и встал, не в силах от волнения вымолвить хоть одно слово.
— Что ж ты молчишь, храбрый и мужественный воин? — спросила Альбида грустно.
— Яз все сказал тебе в прошлый раз. — Голос Летки пресекался от волнения.
— Женщины хотят, чтобы им всегда говорили о любви. Нежное повторение никогда не надоедает нам.
— О-о Перун! Как яз могу говорить о сем, ежели мои горячие слова не доходят до твоего северного сердца? Яз ли не люблю тебя! Да яз готов все плоды земные сложить к твоим ногам! Прикажи, и яз сброшу месяц с небес и сделаю из него для тебя царскую корону! — Летко на миг захлебнулся кипящим чувством, потом продолжил с безнадежной грустью: — Но што ты можешь ответить мне? Наверное, пожелаешь в угоду холодному сердцу своему, штоб яз на меч бросился и тем только избавил себя от страданий!
— Нет! Ты не сделаешь этого! — испуганно вскрикнула княжна. — Не только твое сердце, храбрый росс, сгорает в горниле любви...
— Што-о?! — встрепенулся витязь. — Ты хочешь сказать... Нет, это снится мне!
— Я люблю тебя, ярл Летко! — Она скользнула к нему, прижалась всем телом. В ночи он увидел ее загадочно мерцающие глаза. — Поцелуй же меня, храбрый росс, — прошептала Альбида, и он ощутил вдруг жар ее близких уст.
Голова закружилась. Летко пошатнулся, и пламя вдруг ставших доступными губ опалило его. И первый поцелуй был подобен открытой, бурлящей живой кровью, жгучей и изнуряющей ране. Чтобы не задохнуться, она отшатнулась и в следующее мгновение сама слила губы в бесконечном познании неслыханного блаженства. И... о чудо! Альбида бессознательно ощутила, что этот росс дорог ей и она любит его на самом деле!
Они долго стояли, спаянные поцелуем. Наконец Альбида откнула голову, выдохнула:
— Милый росс. Ми-илый! Вот где ждала меня судьба! Люблю тебя! Люблю!
Летко, не выпуская из объятий диву свою, спросил:
— Яз могу назвать тебя суженой моей?
— Да! Мой храбрый росс...
Разве хватит ночи влюбленным, чтобы, ничего не сказав словами, высказать хотя бы малое чувствами. Ибо это малое подобно тому необъятному, которое рождает и продолжает Жизнь!..
Утром они пришли к Ольгерду.
— Дочь, оставь нас одних! — сухо, как всегда, приказал конунг.
Альбида упорхнула. Русс невольно шагнул за ней следом.
— Ярл Летко! — отрезвил его громкий голос варяга. — Ты понимаешь свершенное тобой дело?
— Конунг! — Голос русса мгновенно, как в битве, обрел стальное звучание. — Конунг Ольгерд, я прошу отдать мне в жены твою дочь!
— Я не против такого союза. Но... ты знаешь, по обычаю моей родины такой союз скрепляется кровью на свитке договора.
— Яз готов!
— Ярл Олав! — позвал Ольгерд. — Подай нам пергамент и все, чем писать.
Видимо, у Олава все было приготовлено заранее, и он не заставил себя долго ждать.
Ольгерд, как все варяги, был не только воином, но и купцом, расчетливым и холодным. Условия в договоре были записаны жесткие. С пренебрежением к богатству, свойственным большинству руссов, Летко согласился на все.
— Дочь! — крикнул Ольгерд. — Приди к нам!
Вошла Альбида, бледная от бессонной ночи и любовного томления и оттого более прекрасная. Она встала поодаль.
— А теперь при ней мы смешаем нашу кровь, ярл Летко, — сказал конунг и кинжалом полоснул по запястью.
То же, метнув взгляд на Альбиду, сделал Летко. Русс и варяг соединили раны и смешанной кровью оттиснули на пергаменте отпечатки ладоней: конунг — правой руки, Летко Волчий Хвост — левой.
— Дочь! — Варяг не мог скрыть торжества. — Отныне ярл Летко мой сын, а ты невеста его! Сегодня перед ликом солнца и всех воинов наших мы громогласно объявим об этом!
— Я подчиняюсь твоей воле, отец! Я иду к зовущему меня сердцу! — сияя лицом и глазами, воскликнула Альбида и порывисто скользнула к Летке. Тот обнял любимую.
— Олав! — прогремел голос конунга. — От имени ярла россов Летки прикажи дружине построиться!..
Воины ровными рядами стояли на твердом от утренней росы песке.
Ольгерд, Летко и Альбида поднялись на травянистый пригорок, встали лицом к богатырям.
— Братья! — могуче воззвал привыкший к грохоту сражений и бурь варяжский вождь. — Сегодня ярл Летко, ваш воевода, выбрал в невесты мою дочь — прекрасную Альбиду! Мы хотим, чтобы все были свидетелями этого союза. Вот наша кровь на коже свитка. Здесь священные руны[132] брачного договора! Теперь пусть двое воинов подойдут сюда и соединят руки влюбленных!
Из рядов руссов вышел сотский Мина. От варягов вперед шагнул ярл Олав. По знаку конунга свидетели союза приняли из рук отца два перстня и под громкие клики войска подали их жениху и невесте. Но до свадьбы надевать кольца суженые не имели права и поэтому, подняв оковы любви над головами и на миг соединив их, они передали залог клятвы своей на хранение свидетелям. Причем перстень Альбиды остался у Мины, а кольцо Летки взял Олав.
Ольгерд объявил дружине:
— В походе свадеб не играют! После битвы, когда вернемся с победой, прозвенит веселый пир! Слава союзу любви!
— Слава!!! — грянули богатыри, и лес прибрежный тотчас откликнулся громовым эхом.
Вскоре ладейный флот руссов весело и скоро катился по половодью. И летела песня впереди боевого каравана:
Ты взмахни, весло, во могут-руке. Ты скажи, река, где любовь живет? Коль не скажешь где — не к любви пойду: Путь тогда один добру молодцу — Со мечом в руке в гуще ворогов!..
Глава пятая
Когда лукавство во славу
Рати притекали к Киеву со всех концов Руси. Сначала воины располагались станом на Подоле и военном посаде на берегу Днепра — Пасынче Беседе. Потом с верховьев приплывали ладьи, отряды грузились в них и следовали на левый берег, где раскинулся шатрами главный боевой стан великого князя.
Сам Святослав и его ближайшие помощники пребывали в постоянных заботах: надо было накормить огромную массу людей, вооружить многих ратников, из других создать дружины по роду боевой деятельности, собрать съестной и ратный запас для дальнего похода.
Основой двадцатипятитысячного войска на этот раз стала пешая рать из добровольцев-сторонников — горожан и смердов. Тысяцкие и сотские охрипли, с утра до вечера обучая мужиков боевому строю и воинским приемам в обороне и нападении.
Святослав был тут же, как всегда деятельный и нетерпимый к беспечности и разгильдяйству. Все знали отношение князя-витязя к слову «авось» и старались не только не следовать этому слову, но и не произносить его.
Куда поведет их беспокойный воитель, ратники не знали. Но среди них пополз слух, что дружины пойдут на Каму-реку, учить уму-разуму царя булгарского Талиб-алихана. Воеводы этот слух не опровергали.