Через пару минут сверло прошло борт подлодки насквозь, и, как только его вытащили, мы увидели кружок света. Впрочем, он сразу исчез, и в кабине раздалось тихое шипение.
— Газ! — сразу понял я.
— Быстрее, берите маски! — Марина принялась шарить в темноте, но из-за отсутствия света поиски шли неважно, и мы теряли драгоценные секунды. Если бы я не стал заниматься Денисом и продолжал сидеть на своём месте, держа маски в руке, мы бы уже их надели.
Я почувствовал неодолимую сонливость, не помогла даже задержка дыхания. Ясно, что долго я не продержусь, а газ будут пускать достаточно долго, чтобы мы все вырубились. Глаза закрылись, и я почувствовал, что падаю. Удара не почувствовал — просто окунулся в забытье.
Глава 19
Я оказался на улице Истанбула. Вокруг полыхал огонь, по земле стелился чёрный дым, дома были превращены в руины. В сотне метров левее виднелся уничтоженный базар: павильоны горели, лотки перевёрнуты, и над всем этим торжеством хаоса выписывали неистовые кульбиты полосатые лоскуты шатров и навесов. Пахло напалмом, расплавленной пластмассой, печёными фруктами и обожжённой плотью.
Со мной было ещё около тридцати человек, все в бронескафах и с оружием в руках. Я сжимал «Росомаху-11» с подствольным гранатомётом. Над головами проносились глайдеры, за ними тяжело пролетел транспортный вертолёт с опознавательными знаками Европейского Содружества. В шлеме монотонно бормотал координатор.
Пришло воспоминание: это операция «Артефакт», и мы, отряд «Медведка», должны проникнуть в катакомбы Старого Истанбула, чтобы найти некую разработку османских учёных. Именно она — цель высадки наших войск в столице Конгломерата. Пока основные силы оттягивают на себя противника, «Медведка» просачивается в секретную лабораторию и берёт её под контроль. Что такого важного в этой разработке турков, нам, естественно, не сообщили.
Я увидел, как командир нашего отряда отдал команду двигаться вперёд, и мы сорвались с места и побежали, прижавшись к единственной уцелевшей стене дома. Однако из-за неё появились три автономных истребителя. Они были изрядно побиты и обожжены, но функционировали и потому были по-прежнему опасны. Заметив нас и идентифицировав как «чужих», они мгновенно открыли ураганный огонь. К счастью, только из пулемётов хоть и крупнокалиберных. Значит, импульсное оружие уже разрядилось, что неудивительно, если учесть, что бои в городе шли уже несколько часов. Мы разбежались кто куда в поисках укрытия. По моим ногам раза два щёлкнули пули, но броня выдержала. Правда, я всё равно упал как подкошенный: ощущение было такое, словно мне сделали подсечку куском арматуры. Я перекатился, сопровождаемый очередью, взрывающей асфальт в пятнадцати сантиметрах от меня. Одновременно попытался определить, сколько времени нужно, чтобы таким манером добраться до кучи бетонных перекрытий, лежавших поперёк правой стороны дороги и выбранных мною в качестве укрытия. Понял, что не успею в любом случае: пулемёты сейчас настигнут. И действительно, очередь ударила прямо в меня. Свинцовые градины лупили по шлему и броне, и я замер на животе, вскинув «Росомаху». Прицелился — хотя три пули попали прямо в стеклянное забрало, отчего голову отбросило назад так, что я аж стиснул зубы от боли в шее — и нажал на спусковой крючок. Разряд ударил в робота, и тот мгновенно развалился на куски — вернее, взорвался подобно ударившейся о землю тыкве.
Я, как заворожённый, наблюдал за падающими кусками истребителя, не в силах отвести взгляд. На самом деле просто время замедлилось, и одно мгновение растянулось на целых полминуты. Я приготовился поразить второго робота, но вдруг в воздухе материализовалась женщина. У неё были белая кожа, чёрные, зачёсанные назад волосы, красиво изогнутые брови, и точёные черты лица. Мне она показалась совершенством, богиней. Вокруг её головы пылала огненная дуга: словно некто зажёг цирковой обруч вроде тех, через которые прыгают львы.Я почему-то был уверен, что никто, кроме меня, её не видел. Это был мираж только для одного. В голову пришло, что это Афина Паллада, но у женщины не было атрибутов греческой богини — ни шлема, ни доспехов, ни копья, её не сопровождали ни сова, ни змея. Была только огненная Эгида.
Пока я рассматривал видение, боковым зрением заметил, что ещё два автономных истребителя оказались уничтожены. Я услышал голоса своих товарищей: кто-то вызывал меня по рации.
Женщина протянула ко мне руки, и я заметил в её глазах мольбу, от которой мне стиснуло сердце. Воздух вздрогнул, наполнился жаром, а затем наступила мёртвая тишина — судя по всему, поблизости взорвался снаряд. Я открыл рот, чтобы уменьшить перепад давления. Хорошо, что на мне шлем, и забрало тонировано — женщина не видела глупое выражение на моём лице.
Кто-то схватил меня под руки и потащил в сторону. Ошарашено озираясь, я понял, что это мои товарищи. Они уносили меня! Женщина остановилась и смотрела мне вслед взглядом, полным тоски. Это было невыносимо, и я начал отбиваться, чтобы меня отпустили. Но мои товарищи, очевидно, полагали, что я контужен и не понимаю, что происходит. Они втащили меня в какое-то здание, от которого остался только первый этаж, и наш врач по имени Лёша кинулся ко мне со своим полевым лазаретом. Я раздражённо оттолкнул его. Женщина исчезла, я потерял её! Мне хотелось кричать и плакать, но вместо этого я прорычал:
— Всё нормально, я не ранен!
Меня, наконец, отпустили.
— Дай я тебя осмотрю! — проговорил Лёша, но я решительно покачал головой.
— Вперёд! — раздалась в шлемофоне команда. — Пойдём через дома!
Мы спешно выдвинулись.
Иногда приходилось проламывать стены, чтобы пройти сквозь руины домов, но это не занимало много времени: мы просто ставили заряды. Вокруг не стихал бой, остатки османской армии ни за что не желали признать очевидное и сдать город. Янычары сражались яростно, но они были обречены. Кольцо сужалось, и их войска загнали в центр Истанбула.
Мы прошли сквозь дома метров триста, а затем пришлось выбраться на улицы. У нас особое задание, пожалуй, самое важное во всей операции по взятию столицы. Мы не должны ввязываться в бой, наша цель — проникнуть в подземную лабораторию и найти Обелиск. Для этого мы направились в исторический центр города, так называемый Старый Истанбул.
Я не знал, что особенного в этой штуковине, но вполне допускал, что это какая-то военная османская разработка. Конечно, наши хотели её захватить. Если бы ещё иметь точный план катакомб — но у нас было обозначено только место входа в лабораторию.
Пройдя сквозь руины, мы спрятались, чтобы избежать открытого столкновения. Повсюду шныряли автоматические турецкие истребители — они проносились по воздуху, будто огромные шмели, ползали по тротуару и стенам подобно паукам и мокрицам. Несколько раз нам пришлось подстрелить их.
Наконец, мы оказались там, где нужно: под нами начинались лаборатории. Командир дал команду спецгруппе, и солдаты принялись устанавливать заряды по периметру. Я с другими бойцами их прикрывал. Всё было спокойно, нас не замечали. Вокруг шёл бой, но мы словно находились в центре циклона. Когда бомбы были готовы, мы отошли, и сапёры взорвали пол. Около тонны камня и асфальта фонтаном взлетели над нами и с грохотом обрушились обратно.
— Быстрее! — завопил наш командир, и мы кинулись к образовавшемуся провалу, держа наготове оружие и на ходу активируя антигравитационные ранцы.
Спускались в темноту один за другим. Вокруг витали пыль и запах гари. Я понизил проницаемость фильтров на своей осмотической маске и включил прожектор. Остальные сделали то же самое, и в тоннеле стало довольно светло. По крайней мере, было видно, куда лететь.
Мы спускались долго — минуты две. Наверное, глубина составляла не меньше полукилометра. Наконец, внизу показалось нечто вроде пола. Мы приземлились, и я понял, что это люк. Огромный, диаметром не меньше пятидесяти метров. Как его открыть, не представлял. Но это была не моя забота: для того, чтобы думать, есть командиры.
У них, оказывается, и на подобный случай, имелся план. В ход пошли бомбы, и после их установки мы взмыли вверх и прилепились к стенам тоннеля.