— Ты не можешь попытаться? Тебе плевать? Тот маленький идиот — Уильям — он должен знать, кто были эти придурки. Он живёт в том маленьком захолустье. Он был там с тобой, когда…
И снова его голос надломился.
Дэнни потёр глаза ладонями.
А затем он пробормотал что-то самому себе, что я не смог услышать. Я не мог вынести выражения на его лице.
Без слов, он отвернулся от меня. На мгновение я начал переживать, что он оставит меня одного, наедине с трубками, тянущимися из моей руки, с разводами от воды на потолочной плитке и с кашлем других пациентов, который доносился из коридора.
— Что, Дэнни? — наконец удалось мне спросить.
Он повернулся обратно ко мне.
— Дело не во мне. Я не хочу делать так, чтобы дело было во мне. Но боже, это так тяжело.
— Что ты хочешь сказать?
— Знаешь, я выбежал туда первым, — сорвался он. — Я увидел тебя в переулке, истекающего кровью на асфальте, твоя рука была искалечена и вывернута, а коленная чашечка выбита. Тот Уильям прибежал в бар и схватился за своего брата. Он выглядел таким напуганным. Он произнёс твоё имя, и у меня выскочило сердце из чёртовой груди. А затем я увидел тебя.
— Ты бы не смог ничего сделать, если бы был там, Дэнни.
Он снова потёр руками лицо.
— Когда Уильям сказал мне, почему вы двое были в том переулке… — его лицо осунулось.
Я закрыл глаза.
— Посмотри на меня, Арчер.
— Не думаю, что сейчас я это могу, Дэнни.
— Боже.
Это практически сломало меня. Я слышал боль в его голосе. Хоть мои глаза были закрыты, и он сказал только одно это слово, у меня было такое ощущение, что он упал на меня и расплакался. Я мог справиться с чем угодно, но не с этим. Я мог бы справиться с двумя сломанными руками, двумя сломанными руками и с разбитым сердцем, с которым ходил годами, но не с этим.
— Дэнни…
— Не надо, Эйс. Не надо. Не сейчас, не здесь. Дело не во мне — я это знаю. Мне нельзя прямо сейчас так себя чувствовать. Мне нельзя злиться на тебя, когда ты лежишь в этой дерьмовой койке и выглядишь так, будто тебя сбил поезд.
Мой маленький, покрытый дымкой мир заполнился страхом. Дэнни знал. Уильям рассказал ему. Это сделал не я. Не я рассказал своему лучшему другу секрет, который носил за спиной всю свою жизнь.
Это сделал незнакомец.
И мне хотелось сказать ему, как мне жаль и что он заслуживал узнать это от меня. Потому что он заслуживал. Он заслуживал это после всего, что сделал — и делает — для меня.
Но я не мог.
Я был слаб. И полон стыда. И боялся, что тот человек, который значил для меня больше всего в мире, станет смотреть на меня иначе, если я ему расскажу.
Я боялся, что он будет смотреть на меня так, как сейчас, в больничной палате.
— Ты поговоришь со мной об этом? — спросил Дэнни.
Спустя мгновение, я сказал:
— Не сегодня.
— Когда-нибудь?
— Когда не будет так больно.
— Ты носишь с собой боль, как коп носит свой значок.
На это я ничего не ответил.
— За вами может кто-нибудь посмотреть следующие несколько недель, пока вы поправляетесь? — спросил доктор Хэмстед. Ему было за пятьдесят, как я полагал, и он постоянно выглядел измотанным.
— Несколько недель? — я сел в своей кровати чуть прямее. Прошло два дня с тех пор, как я впервые очнулся после операции. Я не хотел оставаться в больнице так долго, как это тянулось, но врачи настаивали на том, чтобы понаблюдать за мной первые сорок восемь часов.
Доктор Хэмстед кивнул, глядя на свой планшет.
— Вам понадобится, чтобы кто-то помогал вам в повседневной жизни, хотя бы первое время. Вам нужно будет приспособиться, мистер Харт. У вас есть семья?
— Я… Нет.
Дэнни, который находился в переполненном пространстве вместе с нами, повернулся посмотреть на меня.
— Совсем никакой семьи, мистер Харт? — недоверчиво надавил доктор.
— Мой брат… но нет.
Дэнни протянул руку и положил её мне на здоровое плечо.
— Прости.
Чуть раньше Дэнни рассказал мне новости.
Его лицо было красным как сердце на День Святого Валентина, а выражение зажатым и раздражённым.
— Эйс, — сказал он. — Я звонил твоему бесполезному брату. После того, что с тобой случилось, я подумал, что он захочет знать.
Меня будто ткнули вилкой в грудь, но я ничего не сказал, только кивнул.
— Я рассказал ему, что с тобой произошло, — сказал Дэнни. — Он сказал «хорошо». Ты можешь в это поверить? Я спросил, хочет ли он приехать повидать тебя, но он сказал «нет». Прости.
— Всё нормально, Дэнни. Я знал, что он не приедет. Мы не… близки.
Он хмуро рассмеялся.
— Это мягко сказано. Я сказал ему, что ты мог умереть, а он всё равно не захотел тебя увидеть — или даже позвонить, чтобы с тобой поговорить.
— Мы не общаемся.
— Да, я вроде как понял.
— Мы никогда не были близки, — проболтался я. — Даже до смерти моих родителей.
— Ну, наверное, это к лучшему. Он придурок.
Я был с ним согласен, но ничего не сказал. Я прижался спиной к несгибаемой больничной подушке позади себя и закрыл глаза.
— Я попрошу кое-кого за тобой приглядеть, — сказал Дэнни, возвращая меня в настоящее.
Мои глаза распахнулись.
— У тебя уроки. И мы даже не живём в одном здании в кампусе.
— Вы не вернётесь в школу, мистер Харт, — вмешался доктор Хэмстед. — Не в ближайшие месяцы, по крайней мере. Вы будете истощены, проходя процесс выздоровления. И будете ещё более истощены после того, как начнёте физиотерапию.
— Я…
Я не мог ничего сказать.
— Не переживай, — сказал Дэнни. Он повернулся к доктору. — Мой папа за ним присмотрит.
— Мэллори? — кашлянул я. Дэнни и доктор оба повернулись посмотреть на меня. — Он живёт в Альберте.
Дэнни закатил глаза.
— Да, спасибо, Эйс. Я помню. Ты останешься у него.
Я ахнул.
— Ты у него уже спросил?
— Конечно. Он хотел прилететь сюда, но я сказал, что ему будет полезнее остаться там и приготовить для тебя свободную комнату. Я не могу помогать тебе из-за учёбы, а твой брат бесполезен. Мой папа счастлив помочь. Плюс, ему будет чем заняться.
Мысль о том, чтобы снова увидеть Мэллори, была… странной. Когда мы попрощались несколько месяцев назад, я был уверен, что никогда не увижу его снова.
— Мне вообще можно летать?
Доктор Хэмстед цокнул языком.
— Не желательно. Но это лучше, чем если вы будете поправляться в одиночку следующие несколько месяцев.
— Не делай такой несчастный вид, — сказал Дэнни с фальшивой улыбкой на лице, осторожно шлёпнув меня по руке. — Жить будешь.
В ту ночь окружающая тьма начала закручиваться в водоворот в моих мыслях.
Тихо сигналили мониторы. Мутный жёлтый свет из коридора проникал через открытую дверь больничной палаты.
Мои мысли переключились на брата.
А затем нашли дорогу к Дэнни.
А затем к Мэллори.
И самые тёмные из всех мыслей, наконец, остановились на мне — и остались там, пока бледная луна скользила по небу.
Если бы мне в сердце попала стрела, это было бы принять легче, чем выражение лица Мэллори, когда он посмотрел на меня.
— Привет, Арчер.
Он сохранял спокойствие, будто мой вид его не беспокоил. Его тон был лёгким и без жалости. Но промелькнувшее выражение на его лице сказало мне слова, которых он не произнес.
Перелёт в Банф был нелёгким. Дэнни объяснил авиакомпании нашу ситуацию, и они оказались достаточно добры, чтобы забронировать нам место в первом классе, с дополнительным местом для ног. Но полёт был шаткий, и мне хотелось стошнить супом, который я съел в то утро. Мои мышцы болели, а боль в плече была практически невыносимой.
Дэнни подшучивал надо мной весь полёт. И я говорю надо мной, потому что я сжал зубы и едва ли сказал ему два слова за всё время.