— Так что я пропустил? Что нового?
— Ну, — сказал Мэллори, — Арчер становится не таким уж хреновым поваром.
— Эй! — я ударил его по бицепсу, и он рассмеялся.
— Это комплимент! Только ты по-прежнему ужасно режешь овощи.
Я указал жестом на свою правую руку.
— Попробуйте порезать что-нибудь левой рукой, и я посмотрю, как хорошо вы справитесь.
— Я справлюсь хорошо. Я столяр, помнишь? Я хорошо управляюсь руками — обеими.
В мои мысли протолкнулось изображение, которое мне пришлось сознательно вытеснять из мозга.
— Может быть, — сказал я. — Но вы по-прежнему хреново складываете паззлы. И серьёзно, кто может плохо собирать паззлы?
Мэллори рассмеялся и закинул руку на спинку дивана, практически так, что его рука оказалась за моим плечом.
— Арчер нашёл ту старую коробку с паззлами в шкафу в коридоре, — сказал он Дэнни. — Думаю, они принадлежали твоей бабушке. Теперь мы каждый вечер собираем паззлы. Ну, Арчер их собирает, а я пытаюсь ему не мешать.
— Вы не так уж плохи.
— Некоторые люди просто не предназначены для того, чтобы собирать паззлы.
— Мы собрали все паззлы, которые у вас есть, — напомнил я ему. — Чем будем заниматься теперь?
Он откинул голову назад, задумавшись.
— Ну, мы можем сходить купить новые. Но у меня есть идея получше.
— Да? — я слегка повернулся к нему.
— Да. Я сделаю тебе один сам. У меня в мастерской должны быть достаточно тонкие листы дерева. Мы нарисуем на них рисунок, и я его вырежу. Наверное, придётся зачистить стороны и обработать тоже. Будет весело.
— Я бы с удовольствием, — я сиял, глядя на него. Я не мог вспомнить, когда последний раз улыбался так широко. Не мог вспомнить, когда последний раз в жизни улыбался так много.
Улыбка на лице Мэллори была намного меньше, но в ней всё равно что-то было…
— А я-то думал, что вам двоим будет без меня очень скучно, — вмешался Дэнни. — У вас всё так… — он сделал жест рукой, — …по-домашнему.
Мэллори рассмеялся.
— Я признаюсь — мне пошла на пользу компания.
— Да, похоже на то. Кстати говоря, ты с кем-нибудь встречаешься, папа?
Я постучал пальцами по своему бедру, стараясь сосредоточиться на ткани своих джинсов.
— Нет, — ответил он.
— Никого нет? Серьёзно, пап, в этом городе тонны одиноких женщин. И я полагаю, что ты выглядишь не слишком плохо, раз у нас общие гены и всё такое. Кто-то должен быть достаточно отчаянным, чтобы с тобой погулять.
— Эй, — с наигранной обидой ответил Мэллори. — Меня приглашают на свидания.
Дэнни рассмеялся.
— О да, ладно.
— Сара меня пригласила. Ты помнишь Сару и Рэя? Они приходили к нам до того, как умерла твоя мама. Но ты был маленьким.
Он оживился.
— Конечно, я помню Сару. Ты упоминал, что она развелась около года назад. Так вы двое ходили куда-нибудь?
Краем глаза, хоть и специально смотрел на ковёр под своими ногами, я увидел, что взгляд Мэллори на мгновение метнулся в мою сторону.
— Нет.
— Почему нет, чёрт возьми?
Мэллори пожал плечами.
— Не знаю, Дэнни. Я просто не…
— Не готов? Папа, прошли годы. Ты заслуживаешь быть счастливым. По крайней мере, дай этому шанс. Попытка не пытка. Она тебе не нравится?
Он в раздражении всплеснул руками.
— Я не знаю. Я не думал об этом.
— Ну, подумай сейчас. Позвони ей и пригласи выпить.
— Что? Прямо сейчас?
— Да, прямо сейчас.
Я встал.
— Кто-нибудь хочет выпить? — спросил я. Не дожидаясь ответа, я вышел на кухню. Взяв стакан, я налил воды из-под крана, выпил за раз и остался стоять там, опираясь на тумбочку, молясь, чтобы тянущее чувство в моём желудке рассеялось.
Прошло десять минут. Затем пятнадцать.
В конце концов, кто-то подошёл ко мне сзади.
— Прости, — сказал Дэнни.
Я повернулся посмотреть на него, вяло улыбаясь.
— Без проблем. Подумал, что вам двоим не помешает немного уединения.
Он тяжело вздохнул.
— Я хочу, чтобы он был счастлив, понимаешь? Не знаю, то ли это потому, что он боится, то ли чувствует себя виноватым или что-то ещё, но я не думаю, что он когда-нибудь сделает первый шаг, пока кто-то его не заставит.
— Может, время неподходящее.
— Если я оставлю всё на него, оно никогда не будет подходящим.
Дэнни достал из заднего кармана телефон, разблокировал экран и начал набирать сообщение. Меньше чем через минуту после отправки, он получил ответ. Его лицо засветилось.
— Вот, — триумфально произнёс он. Он протянул телефон мне и показал экран. Тогда я понял, что это телефон Мэллори, а переписка на экране была с Сарой.
— Дэнни… — начал я, но резко остановился.
Что я мог сказать?
«Дэнни, пожалуйста, не заставляй своего отца встречаться с ней. Это может разбить мне сердце»?
Он махнул на меня рукой.
— Я должен. Если ничего не выйдет, то не выйдет. Но он должен попробовать.
Прямо тогда вошёл Мэллори. Он посмотрел на меня, а затем на Дэнни, очевидно читая что-то на наших лицах.
— Что происходит? — спросил он.
Дэнни показал ему экран.
— Ты заезжаешь за ней в семь. Что означает, что тебе прямо сейчас нужно принять душ, побриться и переодеться, чтобы не опоздать.
Мэллори тяжело вздохнул. Закрыл глаза. По его опустившимся плечам я мог сказать, что Дэнни победил.
— Хорошо, — сказал он. А затем развернулся и вышел из кухни.
Мэллори ушёл вовремя.
Он принял душ, подстриг бороду, надел тёмно-синюю рабашку и брюки, а затем ушёл.
Вот так просто.
Мы с Дэнни сидели на диванах и в тишине смотрели хоккей. Я понятия не имел, кто выигрывает, или вообще какие играют команды.
— Эйс, — тихо произнёс Дэнни, вытаскивая меня из транса. Он полностью повернулся лицом ко мне с выражением, которое я редко видел на его лице. — Я полный придурок. Я так сожалею о том, как ко всему отнёсся. Я злился, и мне было больно, но это не оправдание. Я был худшим другом.
— Ты лучший друг, о котором я могу просить.
— Я психанул из-за того, что ты гей. Не потому, что ты гей, а потому, что ты мне не рассказал. Насколько это эгоистично, чёрт возьми?
— Ты имеешь право на чувства, Дэнни. Я понимаю, почему тебе было больно. Я никогда не хотел причинить тебе боль.
— Ты ведь знаешь, что мне плевать, да? Гей ли ты.
Я кивнул и честно ответил:
— Я знаю. Знаю, — я провёл рукой по лицу.
— Ты не обязан мне об этом рассказывать, если не хочешь, но если хочешь, я рядом. Я не буду психовать и не буду на этот раз бушевать — клянусь.
— Когда умерли мои родители, я тяжело это воспринял, — медленно произнёс я.
Он кивнул.
— Да, я знаю.
— Это по-прежнему тяжело. Я был близок с ними. Я боготворил своих родителей — их обоих. У меня никогда не было шанса сказать им, что я гей. В тот день, когда мы с братом узнали, что они погибли, я рассказал ему. Он сказал… он сказал мне, что мои родители стыдились бы меня.
— Ты издеваешься? — зло огрызнулся Дэнни, с таким видом, будто готов вскочить с дивана.
Я покачал головой.
— Я знаю, он придурок. Знаю. Но он знал родителей лучше кого-либо, даже меня. Думаю, мне не даёт покоя незнание. Незнание того, прав он или ошибается, были бы мои родители разочарованы мной, стыдились бы меня.
— Ни за что, Эйс. Они были хорошими людьми, верно? Они никак не смогли бы стыдиться тебя, особенно за то, что тебе нравятся мужчины.
— Но я никогда не узнаю наверняка, верно? — у меня перехватило голос. Взгляд опустился на руки. — И не важно, сколько раз я говорю себе, что бы они почувствовали, я никогда не узнаю. Не по-настоящему.
— Эйс… чёрт… я не знал, что ты живёшь с этим весом на плечах.
— «Жизнь» может быть не тем словом для того, что я чувствую. Может, «существование».
— Ты прав насчёт одного: твой брат придурок.
— Это проглотить было тяжело. Мы с Эндрю всегда достаточно хорошо ладили до этого. Не то чтобы мы были близки, но мы общались друг с другом, делали что-то вместе. Нам нравилось одно и то же, у нас были одни и те же хобби, мы хотели от жизни одного и того же. Но ему нравятся женщины, а мне мужчины, и из-за этого я не видел его с тех пор, как умерли родители.