Дэнни встал с дивана, сел рядом со мной и обвил рукой мои плечи.
— Ну, теперь у тебя есть я. И может я не похож на Эндрю, и может мы с тобой разные во всех мыслимых способах, но ты мой лучший друг, и я всегда буду рядом с тобой.
Я усмехнулся ему.
— Кто знал, что ты такой сентиментальный?
Он шутливо толкнул меня.
— Ладно, ладно. Хватит уже. Но ты должен сказать мне одно.
— Ладно, — серьёзно произнёс я. В тот момент я готов был рассказать Дэнни что угодно. Даже то, как от его отца у меня колотится сердце.
Выражение его лица было практически робким.
— Я просто красавчик, правда? В смысле, образец модели, верно?
Мы вместе рассмеялись.
Меня разбудил шорох.
Это было тихо. Если бы я не был на грани всю ночь, то мог бы заснуть более глубоким сном и даже не услышал бы шума.
Я открыл глаза, вспоминая, где нахожусь. Мы с Дэнни досмотрели хоккей, и он пошёл наверх спать. Но я не смог уснуть. Мэллори ещё не вернулся со свидания, и я был невероятно беспокойным. Не в силах заснуть, я надел ботинки и куртку и пошёл в мастерскую Мэллори.
Вечер был холодный, так что я включил обогреватель, совершенно точно планируя не спать и отключить его позже, перед тем как пойду в дом. Видимо, этого не произошло. Я скрутился в своём кресле для чтения — насколько можно было с моим ростом — и был укрыт толстым, тёплым пледом.
Я нахмурился, зная, что определённо не накрывался пледом, когда засыпал.
— Прости, — произнёс знакомый голос, ошеломляя меня. — Не хотел тебя разбудить.
Мэллори сидел за своим верстаком. Маленькая лампа в углу была включена, но это был единственный свет в комнате. Он не посмотрел на меня — не смотрел, даже когда говорил. Вместо этого его взгляд был сосредоточен на деревянной столешнице и на стакане янтарной жидкости в его руке. Бутылка, на мгновение забытая, стояла всего в нескольких дюймах.
— Всё нормально, — ответил я, стирая сон с глаз. — Который час?
— Уже поздно.
Он всё ещё не смотрел на меня.
— Мне не спалось. Хотел прийти сюда ненадолго. Должно быть, уснул.
— Ты можешь быть здесь, Арчер. Ты это знаешь.
Его слова были немного невнятными. Я задумался, какую часть бутылки он уже выпил за сегодня.
— Как прошло ваше свидание? — было практически больно задавать этот вопрос.
Последовала напряжённая пауза, а затем:
— Хорошо.
Мне понадобилось мгновение, чтобы определить незнакомый запах в помещении. Обычно здесь стоял лёгкий запах мыла или одеколона Мэллори, или пахло опилками и свежей сосной. Но в эту ночь, в запахе повис лёгкий запах духов.
Запах был сладким, как цветы. От этого меня тошнило.
Я собирался спросить его о свидании, о чём они говорили, что ели, сколько раз она улыбнулась ему. Мне хотелось спросить, касалась ли она его руки, когда смеялась, или поцеловал ли он ещё на прощание, когда вечер закончился.
Я хотел задать все вопросы, на которые не хотел знать ответов.
Вместо этого, указывая на болезненное очевидное, я сказал:
— Вы пили.
— Только когда вернулся домой. Я не мог сесть за руль в таком виде.
— Ладно.
— Я не думал, что это будет так тяжело. И в то же время не думал, что это будет так легко.
— Что?
— Снова ходить на свидания.
— Говорят, время лечит все раны.
Он фыркнул, а затем опрокинул бокал, допивая остатки чего бы там ни было. Не прошло и секунды, как он начал наливать ещё.
— Почему жизнь не может быть проще? — спросил он. Но я знал, что он не достаточно пьян, чтобы ожидать реального ответа на это.
— Дэнни прав, — сказал я. Я вытащил ноги из-под себя и скинул плед. — Вы заслуживаете быть счастливым, Мэллори. Вы хороший человек и не обязаны быть одиноким.
Он играл со стаканом, сосредоточив на нём взгляд. В ответ он сказал:
— Ей не нравятся паззлы. Или виски.
— В этом не ничего плохого.
— Я знаю.
— Вам тоже не нравятся паззлы, Мэллори.
— Это я тоже знаю.
— Что ей нравится?
Вздох Мэллори был тяжелее, чем падение нации.
— Белое вино. Чтение биографий. Джаз. Паста примавера. Смех. Плавать летом, кататься на лыжах зимой. Моя рубашка.
— Всё, что может нравиться.
— Это да.
— Ну и что?
Он перестал говорить. Это была не такая уютная тишина, полная надежды и размышлений. Эта тишина отравляла.
— А то, — в итоге произнёс Мэллори. — То, что я не знаю. Тебе нравятся паззлы и виски. И ты слушаешь со мной классический рок, хотя я болезненно осознаю, что он тебе не нравится. И ты любишь те шоколадные кексы, которые я принёс из пекарни на прошлой неделе, но ненавидишь маффины с отрубями, которые пеку я. И тебе нравится бег, оружие и тишина, а Саре не нравится ничего из этого.
Теперь было очевидно видно и слышно, насколько сильно он пьян.
— Мэллори…
— Ей не нравятся паззлы, — наконец Мэллори повернулся ко мне, его глаза блестели. — Я хочу быть с женщиной, которой нравятся паззлы.
— Я не понимаю.
— Ты выглядишь таким чертовски счастливым, когда сидишь за кухонным столом с раскиданными вокруг кусочками паззла.
Я закрыл глаза.
— Вам пора спать.
— Я знаю, — тихо сказал он.
Я встал.
— Идёте?
Он проигнорировал мой вопрос, глядя на свой уже пустой стакан.
— Паззлы делают тебя счастливым, верно?
Так как по натуре я был снайпером, мои инстинкты сказали мне нанести удар.
— Меня делают счастливым не паззлы, Мэллори.
Его взгляд тут же встретился с моим.
— Не делай этого со мной, Арчер.
— Ладно.
Я в одиночестве вышел из мастерской, в то время как Мэллори остался позади.
Глава 13
— Держи, — Мэллори протянул мне пластиковый стаканчик с кофе со сливками.
— Спасибо.
Он сел рядом со мной, пока мы смотрели вокруг на людей, которые начинали занимать свои места, чтобы собрание могло начаться.
Как по часам, мы с Мэллори посещали одно и то же собрание группы поддержки. Мы не ходили на все, но после первого раза ходили как минимум раз в неделю. Мы не особо говорили об этом, но оба согласились, что это следует делать. Мне нравилось туда ходить, даже если я совсем не говорил, а Мэллори выступал перед группой три раза. Слушая истории других, каким-то образом, пока Мэллори был рядом со мной, я чувствовал, как это помогает мне.
Одна из женщин, которая приходила всегда, начала говорить о потере своего мужа. Как большинство людей, казалось, что с каждой неделей ей немного легче. Были случаи, когда она выглядела намного хуже, с мешками под глазами и невыплаканными слезами, но обычно, с течением недель, большинство людей восстанавливались.
Я ненадолго задумался, смогу ли войти в эту статистику.
Прошлая почти неделя с тех пор, как Мэллори ходил на свидание с Сарой, и ни один из нас больше не говорил об этом или о том разговоре в его мастерской. Если мне повезло, Мэллори был слишком пьян, чтобы всё запомнить. Как только я вышел на улицу в ту ночь, оставляя его одного в мастерской, я пожалел, что вообще что-то говорил.
Слово «напряжение» даже не начинало описывать атмосферу вокруг нас. Это было что-то, с чем я не знал как справляться или даже что думать, и, очевидно, Мэллори тоже не знал.
Собрание в тот день тянулось медленно. Ни Мэллори, ни я не выступали перед группой. Когда собрание приближалось к концу, вес на моих плечах казался почти тяжелее, чем вначале.
Мы ничего друг другу не говорили. Почти каждый раз мы задерживались, чтобы Мэллори мог помочь составить стулья и убрать их. И как обычно, так как я не мог ничего поднять из-за руки, я стоял у передней стены и ждал, когда Мэллори закончит.