Теперь я спускался по лестнице, ведя пальцами по деревянным перилам, думая, будет ли это последний раз, когда я чувствую это.
Я оставил чемоданы внизу лестницы и пошёл в гостиную, зная, что Мэллори всё ещё будет там с прошлого вечера.
Он сидел на диване, с напитком в руке, глядя на огонь, запах которого ощущался по всему дому. Под его глазами образовались тёмные синяки, но линия рта была напряжена, а выражение лица было безразличным.
Я знал, что он услышал меня, когда я зашёл в комнату, но в истинной манере Мэллори, он только продолжал смотреть на огонь.
— Я ухожу, — сказал я, обнаруживая, что это самые сложные слова, которые я когда-либо говорил.
Мэллори осушил свой стакан, поставил его и встал.
Я на мгновение задумался, подойдёт ли он ко мне или поцелует ли на прощание. Я знал, что он никогда не попросит меня остаться, но не думал, что моё сердце сможет справиться с ощущением его кожи ещё хотя бы раз.
— Спасибо, — сказал я, что-то застряло в моём горле. — За то, что разрешил оставаться здесь. За всё.
Холодное выражение с его лица спало, превращаясь в безоговорочную печаль.
— Я не изменил бы это ни за что в мире.
Снаружи просигналила машина.
— Моё такси, — сказал я ему, кивая в сторону входной двери.
Он засунул руки в карманы.
— Надеюсь, ты найдёшь счастье, Арчер.
— Я нашёл, с тобой.
Это вызывало эффект, на который я надеялся. Он поднял голову к потолку и провёл рукой по лицу. Если бы я не наблюдал за этим, я мог бы упустить лёгкую дрожь его пальцев.
Я взял свою спортивную сумку, закинул её на здоровое плечо и надеялся, что мой голос не сорвётся, когда заговорил.
— Мы не можем продолжать любить призраков, Мэллори.
И в последний раз его глаза встретились с моими.
— Это не так просто, Арчер.
— Что ж, полагаю, мы оба узнаем, легче ли любить на одного больше.
С этими словами я ушёл.
Спустя год…
Спустя два года…
Спустя три года…
Часть II
После
Мэллори
Глава 1
За час до закрытия магазина раздался звон у входной двери.
Отряхивая свои покрытые опилками руки о джинсы, я прошёл по узкому коридору к передней части магазина.
— Эй, Мэл, заработался допоздна?
От радости в голосе моего друга Филипа я улыбнулся.
— Ещё нет даже семи, Фил. Я едва бы назвал это «допоздна».
Он помахал рукой в воздухе и облокотился на прилавок с усмешкой на лице.
— Я закрылся два часа назад.
Фил и его жена Нэнси были хозяевами соседней пекарни. Они открыли магазин два года назад и сразу же стали знамениты на весь город, благодаря своим французским
шоколадным булочкам. Они назывались «пэн о шокола», хоть я и не мог сказать это с правильным произношением, чтобы сохранить свою жизнь.
Фил и его жена были примерно моего возраста и состояли в браке двадцать с чем-то лет. Они шутили и приставали друг к другу так, как люди, женатые большую часть своих жизней. Меня это умиляло. Но ещё это напоминало мне, как я одинок.
— Почему бы тебе не закрыться пораньше? Ты выглядишь истощённым.
Я провёл рукой по лицу и натянул улыбку.
— Это так очевидно?
Его брови приподнялись чуть ближе к линии его волос.
— Как бизнес?
Я пожал плечами.
— Не супер. Медленно угасает с каждым годом.
— Ты не выкладываешься так сильно, как раньше, — мягко сказал он.
Это была правда. А когда я и выкладывался, ощущение было не то. По пути я потерял что-то в своём ремесле, но не мог определить, что именно. Свой драйв? Свою страсть? Свою цель? Что-то.
Было слишком много поздних ночей в одиночестве в мастерской, где мне только и удавалось, что смотреть на старые деревянные стружки, оставшиеся от предыдущих проектов.
— Мы с Нэнси были бы рады снова пригласить тебя на ужин в скором времени, — надавил Фил. — Можешь даже привести кого-нибудь с собой.
Я невесело рассмеялся.
— Да? И где я кого-нибудь найду?
— Как насчёт той женщины, с которой ты не так давно встречался?
Изо всех сил стараясь проигнорировать этот вопрос, я оглядел маленький магазин, который был моим бизнесом последние десять лет моей жизни. За двумя большими окнами передней части магазина садилось солнце. Я всегда держал стекло идеально чистым и натёртым, за исключением логотипа, напечатанного на окне, со словами: «Дуб и Лак: деревянная мебель под заказ».
— Я так понимаю, надолго ничего не затянулось? Жаль, — давил Фил. — Ну, со спутницей или без, мы были бы рады тебя видеть.
— Спасибо, — сказал я, так и думая. Я принял бы предложение Фила и Нэнси. Не я решил быть одиноким — казалось, так просто сложились карты.
— Ну, я от тебя отстану, — Фил хлопнул рукой по деревянной столешнице моего прилавка и улыбнулся. — Я зайду завтра со свежей буханкой хлеба, на которой будет твоё имя, если ты пообещаешь зайти на этих выходных посмотреть игру.
— Договорились.
Отсалютовав, Фил ушёл, колокольчик на двери прозвенел за ним.
Я заметил, как тихо в магазине. Обычно из динамиков играла музыка, но, должно быть, она остановилась несколько часов назад, а я и не заметил. Такое случалось всё чаще и чаще. Я теперь едва ли замечал тишину. Наверное, просто привыкал к ней. Это была пугающая мысль.
Посмотрев на несколько предметов мебели, расставленных по магазину, я почувствовал, как что-то в моей груди сжалось чуть сильнее. Я должен был выяснить, что со мной не так. Страдала моя работа. Я знал это; мои покупатели знали это. И я не хотел закрыть магазин, если всё станет слишком плохо. От самой этой мысли у меня по спине бежала дрожь страха. Я понятия не имел, что буду делать весь день, если когда-нибудь придётся закрыть магазин навсегда.
Фил был прав. Мне следовало уйти пораньше. У меня не будет больше покупателей за день, а если и удастся заманить нескольких прохожих, они ничего не купят. Они зайдут, увидят недостатки в моей работе, заметят отсутствие души в каждой частичке мебели и уйдут.
Тяжело вздохнув, я обошёл прилавок, повернул табличку «Закрыто» лицом на улицу и запер входную дверь. Вернувшись назад, я выключил весь свет, прежде чем взять свою рабочую сумку с одного из крючков в подсобке. Прежде чем уйти, я включил сигнализацию, затем вышел к своему грузовику и сел в салон. Я молча сидел за рулём… не знаю, как долго. Минуты. Часы. Тысячелетие.
Когда я завёл двигатель и выехал с парковки, я знал, что могу поехать только в одно место. Не прошло и пятнадцати минут, как я стоял перед могилой своей жены.
Трава по бокам выросла высокая. Зеленее, чем год назад, но прошедшей зимой у нас было много снега. Потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы он растаял, но все в городе пытались сохранять хорошее настроение насчёт этого, всегда говоря, как мы в этом нуждались.
Весна.
Раньше это было наше любимое время года. Это было моё любимое время года. Теперь для меня оно было самым ненавистным. Я не хотел вспоминать о свежем и новом. Я не хотел вспоминать о новом начале или о чём-либо молодом.
Я присел на корточки перед могилой, не обращая внимания на мокрую траву, прижимающуюся к коленям моих джинсов. Вдали, за горами, небо сияло персиковым и шафрановым оттенком. Цвета были такими яркими по сравнению с всё ещё белыми верхушками высоких гор. Даже весной и летом верхушки массивных гор оставались покрыты снегом. Это вызывало лёгкую улыбку на моём лице. Это казалось практически символичным.
Снова чувствуя тяжесть в груди, я потянулся и провёл пальцами по гладкому полированному камню.
— Ох, моя радость. Я скучаю по тебе.
Но к моему абсолютному ужасу, и не в первый раз, в моей голове возникло лицо не Софии. Не её смех по-прежнему звучал в моих ушах. Не от её потери моё сердце по-прежнему тянуло.