Это был чей-то другой призрак.
Я ушёл с кладбища не в настроении. Меня охватила неприязнь и мучения, делая сложной задачу сосредоточиться на чём-то, пока я ехал домой быстрее, чем обычно.
Со мной что-то фундаментально было не так. Люди говорят, что время лечит все раны, но это полная чушь. Пока время текло мимо меня, я оставался в анабиозе, застряв в каком-то странном, ухудшающемся психическом и эмоциональном состоянии. С каждым проходящим месяцем я всё меньше спал, меньше ел, меньше работал. Мелочи, в которых я когда-то находил утешение, больше не имели ни малейшей ценности в моих глазах. Страдала моя работа, я не мог сосредоточиться, а теперь меня предало место, где я когда-то вспоминал свою жену. Или, может быть, это я её предал.
Я больше не знал. Не было правил или путеводителей, как справляться с чем-то таким. Я не был уверен, что у меня вообще была бы энергия их читать, если бы они были.
Когда я приехал домой и бросил свою спортивную сумку на пол в коридоре, меня поприветствовал значительный масштаб пустоты. Абсолютной пустоты. Тишины. Никакого звука, никакой жизни. Совсем ничего.
Это было слишком. Слишком много пустоты.
Я сразу же прошёл по коридору, мимо кухни и гостиной, и вышел во двор. Оттуда я пошёл по тропинке к своей мастерской. Как истинный трус, я стоял перед закрытой дверью мастерской, не в силах её открыть.
Когда я последний раз заходил внутрь?
На прошлой неделе? Неделю назад?
Зайти туда становилось всё тяжелее и тяжелее. Дело было в запахе дерева, стружки, лака. Днём свет просто не так проникал в окна. А ночью… ночью мне на голову действовало тихое стрекотание сверчков, а тепло обогревателя холодом пробивало насквозь.
— Соберись, Мэллори, — пробормотал я.
Когда я повернул ручку и открыл дверь, в первую очередь мне в нос ударил запах. И это было самое несправедливое. Я знал этот запах с детства, но теперь от него у меня крутило желудок.
Я включил свет и заставил себя пройти в центр мастерской. Она никогда не была совсем убранной или организованной, но теперь была близка к хаосу, покрытая пылью и грязью, с подтёками воды на потолке и следами на стенах. Крышу нужно было заменить в позапрошлом году, но моё сердце не лежало к этому. Моё сердце вообще ни к чему не лежало.
И конечно же, именно это слово — сердце — вызывало у меня мысли о нём.
Не в силах сдержаться, я нашёл взглядом кресло в углу комнаты, которое годами не мог передвинуть или вообще прикоснуться к нему. На нём по-прежнему лежало старое одеяло, и весь корпус был покрыт пылью прошедших лет.
Повсюду вокруг него лежали кучи дерева, наполовину готовой мебели, пустые бутылки полироли или алкоголя и инструменты, которые меня раздражали до такой степени, что я их выбросил.
Я покрыл беспорядком каждый дюйм своей мастерской.
Каждый до единого дюйм, кроме этого чёртового кресла.
Я рассмеялся, чувствуя, как что-то сжалось в груди.
Что, по моему мнению, должно было произойти? Что я однажды приду сюда, а он снова будет сидеть здесь? Читать? Спать? Имело бы значение, если бы такое произошло? Я бы снова прогнал его?
Будь я умным человеком, я бы сжёг это кресло. Я сжёг бы одеяло и все паззлы, и все до единой пластинки в доме.
Но я думаю, что доказал каждому человеку, которого когда-либо любил, что я не был умным или сильным. Я был слабым. И потому, что я был слабым, я сразу же развернулся, выключил свет и запер за собой дверь мастерской.
Я прошёл по тропинке обратно на веранду, поднялся, перескакивая по две ступеньки за раз, и поставил садовый стул перед переносным кострищем. Глядя на силуэт оленя на металлическом корпусе, я вспомнил разговор с молодым человеком несколько лет назад.
Мне было грустно за него, но более того, я почувствовал какую-то искру, нечто близкое к товариществу или пониманию. Это было ощущение, которое люди редко испытывают, когда встречают другого человека, и их души общаются друг с другом.
Но я не хотел думать об этом. Не хотел думать о нём.
Так что я запрокинул голову, опуская её на спинку стула. Глядя на океан ярких звёзд, я не думал совсем ни о чём.
Глава 2
— Мэллори, — раздался голос на другом конце провода.
— Сара, — легко ответил я, краткая улыбка подняла уголки моих губ. — Давно тебя не слышал.
Она рассмеялась и согласилась.
— Прости, была занята. Новая работа и всё такое. Ты знаешь, каково это.
Я облокотился на кухонную тумбочку, переставая нарезать болгарские перцы и лук, которые готовил к ужину.
— Не я. Я человек привычки. Занимаюсь одним и тем же с того дня, как родился.
— Как будто я этого не знаю, — в её голосе послышалось нечто более резкое, но исчезло к тому времени, как она заговорила дальше. — Значит, у тебя ничего нового?
— Нет. А что насчёт тебя? Как новая работа?
— Отлично, — сказала Сара. — Ну, всегда тяжело начинать работать в новой компании. Но отлично. Все добрые, и это работа тяжёлая, но прибыльная.
Я кивнул сам себе, думая, зачем Сара мне позвонила. Мы не разговаривали больше года.
— Я рад это слышать.
И я был рад. Сара была удивительны человеком и заслуживала всего счастья в мире. Чего я ей дать не мог.
— Должно быть, ты думаешь, почему я звоню, — немного застенчиво произнесла она. — Я думала, может, ты захочешь зайти выпить?
— Эм, — запнулся я. — Когда?
— Может сегодня вечером? Ты ведь ничем не занят?
— Не уверен, что это хорошая идея, Сара.
На другом конце провода была долгая-долгая пауза. А затем глубокий вздох.
— Ты по-прежнему гоняешься за призраками, Мэллори?
— Я не знаю, как делать что-то другое, — честно ответил я.
— Что, если это просто выпивка? Без обязательств? Я ничего не прошу, Мэллори. Я ничего не ищу, особенно учитывая, как катастрофично плохо между нами всё закончилось. Но мне всё равно нравится проводить с тобой время — как друзья, если ничего больше. И я скучаю по тебе. Я была бы не против твоей компании сегодня.
Идея забыть о мире на несколько часов была заманчивой. Сара знала это. Я знал это. Но ещё мы оба знали, что я откажусь.
— Прости. Это не лучшая идея, — мягко ответил я.
— Да, я так и думала, что ты это скажешь, — она, казалось, смирилась, но не злилась. Я знал, как ведёт себя Сара, когда она злится или расстроена.
— Сара?
— Да?
— Мне жаль, как между нами всё закончилось. Правда.
Ещё один вздох.
— Я знаю, Мэллори. Ты хороший человек. Но ты явно завис на ком-то другом. Мы честно попробовали. Но не сошлись.
— Может, как-нибудь в другой раз выпьем кофе? — предложил я.
— Да. Звучит отлично. Позвони мне как-нибудь.
Я согласился. Мы попрощались, и я повесил трубку.
Я опустил взгляд на едва нарезанную морковку на разделочной доске передо мной, внезапно осознавая, как сильно мне нужно выпить.
Не думая больше об ужине, я положил в карман ключи и бумажник, надел ботинки и куртку и сел в салон своего грузовика.
Я ехал по тихим улицам Банфа, случая тихое гудение музыки из динамиков.
Ненамеренно, я остановился у бара, в котором не был несколько лет. «Якорь моря». Припарковавшись, я мгновение или два смотрел на вывеску, усмехаясь от собственной сентиментальности.
Это был просто бар.
Я вышел из грузовика и заблокировал двери. Но я поймал своё отражение в боковом зеркале и остановился. Боже, я наконец начал выглядел на свой возраст. Сорок четыре. Теперь я выглядел должным образом, хотя привык, что мне всегда говорили, что я выгляжу молодо для своего возраста. Теперь на моих висках и в подстриженной бороде было несколько седых волос. Мешки под моими глазами были не новыми. Я не спал годами.
Я прошёл через входные двери бара, сразу же вспоминая, что сегодня вечер пятницы. Музыка была громче и звучала скорее как «Топ-40», а не классика. Были столики, полные молодых людей, смешавшихся с толпой повзрослее. Засунув руки в карманы, я подошёл к длинной барной стойке в центре и занял один из стульев. Здесь были другие люди — большинство примерно моего возраста — которые сидели у бара и смотрели в телевизоры над полками с алкоголем.