– Нет, нет. Конечно нет.
– Значит… вы соло? – Если у нее нет отца, значит ее мать прошла через спонтанное деление, как и мать самой Валерии, Туллия. – Но при этом у вас нет ни брата, ни сестры?
– У большинства из нас всего один ребенок, – сказала Клара. – Моя мать отторгла меня; я отторгла свою дочь.
Валерия поняла. От осознания последствий у нее закружилась голова, но затем ее наполнило прекрасное ощущение нового мира, раскинувшегося перед ее глазами.
Евсебио отвернулся от окна.
– А у кого же тогда рождаются сыновья?
Клара ненадолго задумалась.
– Я говорила о матери и дочери, но на самом деле это не совсем подходящие слова. Мы всеми силами старались жить, как мужчины и женщины, но это ни к чему ни привело, поэтому в итоге мы объединили оба пола в единое целое. – Моя «мать» воспитывала меня так, как подобает отцу – точно так же, как я сама воспитывала свою «дочь».
– Получается, вы истребили всех мужчин, – оторопело произнес Евсебио.
– Не больше, чем всех женщин, – подчеркнула Клара. – Разве я женщина, если могу дать обет ребенку? Разве я мужчина, если могу изваять этого самого ребенка из собственной плоти?
Евсебио, казалось, стало дурно, но он постарался соблюсти приличия.
– Это ваш выбор, – сказал он. – Если мы собираемся принять вашу помощь, то должны уважать вашу культуру.
– Могу ли я стать отцом для своей дочери – и дожить до того момента, когда у нее появятся собственные дети?
– Да, – ответила Клара.
– А как же мой ко?
– Это вам придется решать между собой. Он сможет стать отцом вашего ребенка, если вы оба этого захотите.
– И я продолжу жить? Он может меня инициировать, и я смогу жить дальше?
– Да.
Валерия опустила глаза на светящуюся точку, которая была ее городом.
– Кто же все это сделал? Мы должны узнать их истории.
– Узнаете, – пообещала Клара. – У нас были неплохие архивариусы, но мне кажется, что перевод потребует совместных усилий.
– Сколько поколений длилось ваше путешествие? – спросил Евсебио.
– Примерно дюжину.
– Дюжину, – повторил он. – Целую эру.
Все это выросло из амбициозных начинаний Евсебио – и притом не за четыре года, а всего за один. Валерия подумала, что он, должно быть, чувствует себя так, будто вышел из дома всего на день, а по возвращении вместо своих детей увидел целую плеяду потомков, у каждого из которых в голове роились свои собственные, диковинные идеи.
– Сколько же людей прожили свою жизнь и умерли внутри горы, так не увидев окончания пути?
Клара сжала ее плечо.
– Много.
Валерия представила их, поколение за поколением, выстроившихся в одну линию, идущую сквозь года. Фермеры и физики, изобретатели и конструкторы инструментов, ремонтники, мельники и уборщики, биологи и астрономы. Скрытые за ее протянутым к небу большим пальцем и навеки отделенные непреодолимой пропастью.
– Хотелось бы мне с ними поговорить, – сказала она. – Выразить свою признательность. Сказать им, что их труды не прошли даром, что в итоге все закончилось хорошо.
– Если вы этого действительно хотите, – сказала Клара, – то наверняка найдете способ осуществить задуманное.
Послесловие
Гравитация и космология в Ортогональной Вселенной по сути подчиняются тому же самому уравнению, которое определяет геометрию нашей собственной Вселенной – речь идет о соотношении между кривизной пространства-времени и плотностью/потоком материи и энергии, которое было предложено Эйнштейном в 1916 году. Решения уравнения Эйнштейна, которые описывают нашу Вселенную, содержат три пространственных и одно временное измерение, однако само по себе это уравнение можно легко адаптировать на случай четырех пространственноподобных измерений.
Ньютоновская гравитация с ее обратноквадратичным законом притяжения, так же, как и в нашей Вселенной, служит неплохой аппроксимацией воздействия массы на кривизну. Единственное отличие в масштабе планетарных систем касается тех же самых нюансов, которые в конечном счете удалось понять, благодаря общей теории относительности, возникшей как часть нашей собственной истории – только здесь соответствующие эффекты меняются на обратные. Прецессия орбит вблизи массивных тел в Ортогональной Вселенной противоположна прецессии орбиты Меркурия, получившей объяснение в теории Эйнштейна. И если Эйнштейн предсказал вдвое больший – по сравнению с ньютоновской теорией – угол отклонения световых лучей под действием Солнца, то в релятивистской теории Лилы отклонение света оказывается меньше, чем в классической теории, которая во Вселенной романа связывается с именем Витторио.