— Юсуф сейчас в доме Омара Салема. Они нас ждут.
— Уже поздно, отец, — Вади чувствовал себя очень уставшим, а завтра ему предстояло рано вставать, чтобы с самого утра быть в школе.
— Ты сам-то веришь, что кто-нибудь сможет уснуть в эту ночь? — усмехнулся Мухаммед.
— И что мы там будем делать? — спросил Вади. — Болтать и спорить, спорить и болтать... Я уже устал от этих бесконечных споров, которые все равно ни к чему не ведут.
— Если мы не придем, они обидятся.
— Лучше бы ты пошел туда один, не дожидайся меня. У меня совершенно нет настроения туда идти... Если хочешь, я, конечно, пойду, но не проси меня оставаться там слишком долго. Уже поздно, и что бы там ни решила ООН, завтра утром мне надо быть в школе.
Мухаммед не стал настаивать и отправился к Омару Салему один; но, вернувшись домой, он нашел Вади по-прежнему сидящим на кухне с чашкой кофе в руке.
— Ты прав, отец, этой ночью никто не спит.
После этой ночи на 29 ноября 1947 года не могло быть и речи о том, чтобы между двумя общинами возродился мир.
Вади уже был в школе, когда пришел брат Августин. Монах выглядел убитым.
— Будет война, — приговорил он, не сводя взгляда с Вади, который в это время писал на доске короткие фразы, чтобы дети их переписали.
— Я знаю, — хмуро ответил Вади.
— Во всем виновато министерство иностранных дел, — вздохнул монах. — Хотя многие британские солдаты на стороне арабов, приказ есть приказ.
Вади молча кивнул, продолжая писать на доске. Дети зашумели, взрослые заразили их беспокойством, царящем в Иерусалиме и во всей Палестине.
— В полдень придет Аниса, — сообщил он. — Вдова, живущая на дороге в Вифлеем, почувствовала себя хуже. Врач говорит, что ей осталось недолго жить, и прописал ей обезболивающие уколы. Делать их будет Аниса. Ты можешь подбросить ее на машине до дома этой вдовы, перед тем как отправишься в типографию мистера Мура?
Аниса появилась позднее, чем ее ждали, что вовсе не улучшило настроения Вади.
— Брат Августин попросил, чтобы я отвез тебя в дом той вдовы из-под Вифлеема, — сказал он сухо.
— Прости, что опоздала, сегодня в больнице было слишком много народу, — извинилась она. — Я говорила с лечащим врачом этой вдовы, и он сказал, что жить ей осталось от силы несколько дней. Бедная женщина!
Когда они добрались до дома вдовы, их встретила соседка.
— У нее страшные боли, — сказала женщина. — И отказывается от еды.
Вади едва смог дождаться, когда Аниса сделает больной укол. Когда они наконец покинули ее дом, Аниса вдруг положила руку ему на плечо, побуждая сбавить шаг, чтобы поговорить.
— Я так же возмущена решением ООН, как и ты, — сказала она. — У нас собираются отнять полстраны, и я сделаю все возможное, чтобы не допустить этого.
— Мы будем сражаться и неизбежно проиграем войну, потому что ООН не намерена отступать. Евреи уже одержали свою главную победу.
— Ты совсем не веришь в наши силы? — спросила она. — Не веришь, что мы сможем победить?
— Аниса, я тебе уже говорил, мы делаем все, что можем, но ООН не пересилишь.
— Почему ты настроен так пессимистично? — спросила она. — Или ты думаешь, что евреи умнее и лучше нас? Конечно, мы сможем их победить.
— Они не лучше нас, но готовы драться за каждую пядь земли — даже ценой собственной жизни. Им нужен собственный дом — пусть небольшой, но свой, место, откуда их никто и никогда не прогонит. Именно такое место они обрели здесь.
— Как ты можешь так говорить? — Аниса была прямо-таки шокирована словами Вади. — Или ты на их стороне?
— Я слишком хорошо знаю евреев. Я вырос бок о бок с еврейскими детьми, они до сих пор — лучшие мои друзья, так что хорошо знаю этих людей, и знаю, что одержать победу в этой войне будет крайне сложно. Уверяю тебя, я готов бороться до конца, готов отдать жизнь за наше дело, но почему некоторые думают, что сказать правду — значит предать свою родину?
— Я вовсе не хотела сказать ничего такого... — принялась оправдываться Аниса, поняв, что невольно его обидела.
— Ты сказала это же, просто другими словами. И ты далеко не единственная, кто меня в этом винит. Никто не хочет слышать правду, а когда говоришь ее в лицо, тебя называют сумасшедшим или предателем. Но я ни тот, ни другой.
— Я хотела тебе сказать... — чуть запинаясь, произнесла Аниса. — Это я сказал брату Августина, чтобы он попросил тебя поехать сегодня со мной... Я собиралась тебе сказать...
В эту миинуту Вади понял, что она наконец согласилась принять его предложение, однако его слова вновь заставили ее задуматься.
— Я ни за что на свете не стану тебя обманывать, Аниса, — твердо сказал он. — Не хочу, чтобы ты считала меня таким, каким я на самом деле никогда не был, и меня не волнует, что обо мне скажут другие. Я всегда говорю, что думаю, всегда буду отстаивать свою правоту, невзирая на последствия, даже если останусь один против всего мира. Но я никогда не стану обманывать себя и вводить в заблуждение других.