Власти уверяют, что это отдельные законопослушные граждане дали волю своему горю из-за смерти царя. На самом же деле полиция не обращает внимания на нападения на наши дома и наш народ, демонстрируя изощренную жестокость. Многие погибли, мы все горюем из-за потерь.
— А моя мама? Где мои брат с сестрой и бабушка София? — спросил маленький Самуэль, желая поскорей узнать ответ.
— В тот день, когда начались погромы, твоя мать с двумя малышами пошла на рынок. Моя жена и другие соседки отправились вместе с ними. Женщины с детьми... Кто мог предполагать, что случится...
— И что произошло? — спросил Исаак.
— На рынке их стали оскорблять другие женщины. Называли убийцами из-за смерти царя. Началось криками и оскорблениями, а закончилось нападением. Одна женщина дала Анне пощечину, другая последовала ее примеру и стала бросать в них мусор и гнилые овощи. Анна не выдержала этого унижения, подняла с земли картошку и начала бросать ее в тех женщин. Эстер схватила Анну за руку и велела ей не отвечать на провокацию. Наши женщины испугались и решили вернуться в свой поселок, помчавшись со всей скоростью, преследуемые толпой. Дети падали, не поспевая, матерям пришлось взять на руки самых маленьких, чтобы уберечь их от ударов. Некоторые упали, и их растоптали, другие смогли добраться сюда, но всё было напрасно. Не знаю, откуда они их взяли, но некоторые нападавшие начали избивать палками всех, кого встречали на пути, кидать камнями в окна наших домов и выбивать двери, а ворвавшись внутрь, так распалились, что потеряли всякий разум. Моей жене сломали руку и ударили в висок, так что она потеряла сознание. Теперь у нее головокружение, а взор затуманен. А мне, как видите, сломали ногу, поэтому приходится пользоваться тростью при ходьбе, мне хоть повезло, потому что помимо ноги сломали всего шесть ребер. Двигаться трудно, но зато я жив.
Толпа начала громить наши дома, разрушать всё подряд. Они уже не были похожи на людей, просто какие-то зверюги, лишенные всякой человечности. Их даже не трогали ни жуткие крики детей, ни мольбы матерей.
Появилась полиция, но вмешиваться не стала. Как мы ни просили помощи, они просто бесстрастно смотрели на происходящее.
— Где моя мама? — воскликнул Самуэль.
Сосед развел руками в отчаянии.
— Она столкнулась с этими дикарями. Группа мужчин ворвалась в ваш дом вслед за Анной, за то, что та осмелилась противостоять их женам на рынке. Один из мужчин схватил ее, а Эстер как волчица набросилась на него, пытаясь защитить дочь, она кусала его и царапала. Бабушка София попыталась защитить Фриде, которого ударили палкой по голове, так что он лишился чувств... Не знаю, как это произошло, но они опрокинули на пол канделябр, и пожар не только спалил ваш дом, но и перекинулся к соседям... Лишь много часов спустя мы смогли его потушить и среди обугленных остатков нашли вашу семью. Мы захоронили их на кладбище.
Услышав рассказ соседа, они испытали такую боль, что не могли проронить ни единой слезы. Самуэль с силой стиснул отцовскую руку, прижавшись к нему и пытаясь сдержать тошноту.
Они не могли ни пошевелиться, ни сказать что-либо, чувствуя, что им вырвали сердце.
Сосед подождал некоторое время, чтобы немного утихла охватившая их боль, а потом приблизился к Исааку и мягко потянул его в сторону.
— Вы не можете здесь оставаться. Вам нужно отдохнуть. Могу предложить вам кров в своем доме.
Как ни настаивала жена соседа, они не могли ничего проглотить, как и не желали больше слышать никаких подробностей случившегося кошмара. Женщина провела их в комнату и оставила поднос с парой чашек молока.
— Это поможет вам отдохнуть. Завтра наступит другой день. Вам нужно найти в себе силы, чтобы начать всё с начала.
Хоть они и вымотались в поездке, но той ночью почти не сомкнули глаз. Исаак чувствовал, как сын ворочается, да и ему самому постель, которую они делили, не показалась удобной.
Еще не рассвело, когда Исаак увидел, что сын пристально на него смотрит.
— Быть евреем — плохо. За это убили маму, Анну, Фриде и бабушку. Я не хочу быть евреем, и не хочу, чтобы ты им был, иначе нас тоже убьют. Пап, как можно перестать быть евреем? Что нужно сделать, чтобы больше не быть евреем и чтобы остальные об этом узнали?
Исаак обнял Самуэля и зарыдал. Мальчик попытался утереть отцовские слезы, но тщетно. Он тоже хотел заплакать вместе с отцом, но не смог, настолько был взбудоражен.
Уже встало солнце, когда они услышали тихий стук в дверь. Добрая соседка спросила, не нужно ли им чего-нибудь, и не спустятся ли они завтракать. Самуэль сказал отцу, что голоден.