Живчак покачал головой, достал из саквы два белых грошика и всунул ему их в руку.
– Пусть Бог ведёт.
Так они расстались. Гжесь, сломав себе на дорогу палку и обтесав её, подумал, что до вечера времени было ещё достаточно, и указанной дорогой, вместо того чтобы пойти в монастырь отдохнуть, сразу двинулся пешком прямо в Новый Сандч.
В его голове постоянно был тот приезд короля, на который он по-детски много рассчитывал. Он думал, что при короле всегда находилось несколько ксендзев и писарей, к которым он хотел попасть. Но эта надежда его обманула.
В Старом Сандче знали только, что ожидали короля, но когда он должен был прибыть, ничего определённого не было, и не знали, направились ли уже становничьи в замок, или нет, потому что те всегда опережали пана.
В путешествии на телеге Живчака мальчику было удобно, всего ему хватало, хозяин кормил, о дороге не нужно было спрашивать, теперь, однако, когда оказался один на свободном тракте, веселей ему сделалось и легче. Мог делать, что хотел, отдыхать, спешить, размышлять и рассматривать окрестности.
Он запел первый раз с выезда из Санока, потому что при Живчаке не смел подать голос.
Красивые холмы вокруг, покрытые весенней зеленью леса и поля, поющие птицы, проходящие люди, которые с интересом к нему приматривались и заговаривали с ним, всё его горячо занимало. Он останавливался, улыбаясь сам себе и чувствуя себя свободным… Он слушал, осматривал и мир на удивление казался ему прекрасным. До сих пор всё у него шло чрезвычайно удачно; побег из дома, дорога в Сандч, опека Живчака, два его грошика, которые казались ему огромным скарбом, надежда встретиться с королевским двором, добавляли отваги и желания.
Если везло до сих пор, почему не должно было везти дальше?
В дополнение к счастливым случайностям он сразу встретил на тракте крестьянина с пустой телегой, который, увидев пешего подростка, сам предложил его подвезти.
Был это кмет, клирик, из деревни, пожалованной Норбертанам, который был предназначен для служения по очереди при костёле и монастыре; он ехал на службу и знал не только околицу, но и не раз бывал в Величке и Кракове, поэтому от него можно было получить информацию.
Болтливый крестьянин сразу расспросил мальчика, которому не было резона ничего скрывать. Он заверил его, что в монастыре обязательно получит ночлег, потому что ксендзы не отталкивали от двери бедняков, и кормили каждого ради любви Христовой, сами по милости короля будучи хорошо обеспечены.
Так беседуя с клириком, они приехали в местечко, а новые монастырские строения были также видны неподалёку. Около замка на холме, как и на тракте, приближаясь, они заметили много людей, стоящих группами, поэтому не было сомнения, что обещанный король или уже прибыл, или был ожидаем с минуты на минуту.
Это оправдалось, когда подъехали к монастырю, из которого как раз выходило духовенство встречать Ягайллу. Но то, что Гжесь считал удачным, оказалось плохим для него.
Отцы Норбертены и все там живущие так были заняты королём и его приёмом, толпа любопытных из ближайших деревень была так велика, что на бедного сироту никто не смотрел.
Когда его, слезающего с повозки, спихнули с дороги, и он должен был встать в толпу деревенской черни, Гжесь потерял своего возницу, который мог быть ему помощью.
Вознаградилось ему это только тем, что видел проезжающий королевский кортеж и самого пана на прекрасном коне, но в сером кубраке, который странно выглядел среди впечатляющего двора и сверкающих от доспехов рыцарей, так что верить не хотелось, что был королём.
Тут же за ним тянулись большие отряды, разная кавалерия, великолепно убранная, большие гружённые возы и холопские телеги, полные зверья, набитого по дороге, множество коней в попонах, а около них много слуг с обухами и алебардами.
Когда Ягайлло поехал в замок, а люд постепенно начал расплываться, Гжесь подумал о себе, но плестись за кортежем было невозможно, потому что толпу отгоняли слуги, поэтому он попытался попасть в незаконченное аббатство, которое ещё строили. Там бы ему, наверно, в другое время не отказали в гостеприимстве, но сейчас там так было полно тех, кто не мог поместиться в замке, что Гжесь не мог добраться до ворот и должен был идти в местечко, куда-нибудь к мещанину напроситься в сарай на сено.
В этой толкотне с помещением было нелегко; проходя от хаты до хаты, он попал наконец на милосердную душу. Старина мещанин позволил ему переночевать в пустом хлеву. Найдя в углу немного соломы, Гжесь перекрестился, лёг и заснул так, что его только ржание коня белым днём разбудило.