Выбрать главу

Мы редко разговаривали. Ее речь стала до невозможности сложной, полной отсылок. Я больше не понимал ее хитрых замыслов.

Она написала краской на стене слово «ЭНТРОПИЯ». Стена была белой, краска — тоже. Я увидел надпись только потому, что от пыли стена посерела, и слово проступило на ней, как призрак.

Однажды утром я увидел, что ее волосы, разметавшиеся по подушке, побелели. Охваченный паникой, я позвал ее по имени. Она посмотрела на меня, и я увидел, что ее глаза — цвета молока, как у слепого.

* * *

Будет важным отметить то обстоятельство, что горожане Печали бледны. Их кожа источает сияние, как перламутр. Их ногти и волосы тоже отливают жемчугом, словно не могут притягивать и удерживать свет. Их глаза в лучшем случае приводят в замешательство. Путешественники, смотревшие на них слишком долго, сообщали о появлении галлюцинаций, как у альпинистов, взиравших на ледяные просторы.

* * *

Я ожидал танков. Они нужны для любого серьезного восстания. Но пришла весна, а бунт так и не разыгрался.

Затем в публичных садах стали появляться цветы: крокусы, гиацинты, нарциссы — все белые. На черных ветвях деревьев начали распускаться болезненно-бледные листья. Белые голуби заполонили площади, и вскоре их стало больше, чем обычных, серых. Магазины начали закрываться: сначала продающие российскую электронику, затем торгующие свитерами из Болгарии, потом — аптеки. Оставались открытыми только продуктовые, хотя картошка в них выглядела восковой, а свинина полупрозрачной.

Я перестал ходить на занятия. Было тяжело смотреть на аудиторию, полную безмолвных студентов с белыми волосами и молочными глазами. Многие профессоры присоединялись к восстанию, вставая перед лекционным залом — у доски с надписью «ЭНТРОПИЯ» — и общаясь с помощью жестов.

Она редко приходила в квартиру, но однажды принесла мне штрудель с маком в бумажном пакете. Сказала:

— Петр, тебе нужно поесть.

Прикоснулась кончиками пальцев к тыльной стороне моей руки. Они были ледяные.

— Ты не присоединился к нам. — сказала она. — Те, кто не присоединился к нам, будут устранены.

Я схватил ее за запястье.

— Почему? — спросил я.

Она ответила:

— Красота требует симметрии, общности.

Мои пальцы заныли от холода. Пришлось их разжать. Я различил ее вены, просвечивающие сквозь кожу, как прожилки аквамарина.

* * *

Закон Печали — воля ее императрицы, которая избирается в возрасте трех лет и правит, пока ей не исполнится тринадцать. Императрицу выбирает Братство Капюшона, квазирелигиозная секта, члены которой прячут лица под капюшонами белой шерсти, чтобы остаться неузнанными. По традиции императрица никогда не говорит на публике. Приказы она передает на личных аудиенциях с братьями. Логика этих приказов — от одной властительницы к другой, трактуется как доказательство святости императорской линии. После правления все императрицы уходят в аббатство Святой Альбы, где живут в уединении до конца своих дней, изучая астрономию, математику и игру на семиструнной цитре. За время существования Печали это место подарило миру множество замечательных исследований, теорем и музыкальных произведений.

* * *

Танки так и не явились, но однажды, когда слабые лучи пробились сквозь облака, вечно висевшие над городом, императрица Печали проехала по улице Ваци на белом слоне. Ее окружали придворные — одни в плащах из белой лисы, другие в шутовских нарядах из белых лоскутков, третьи — по большей части, незамужние женщины — в прозрачных вуалях, сквозь которые можно было увидеть кожу без единого волоска. Глаза слона были подведены хной, она же пятнала его ноги. В хоботе слон нес серебряный колокольчик, и его звон был единственным звуком, пока процессия двигалась к Данубе и пересекала Мост Эржебет.

Толпы людей пришли поприветствовать императрицу: студенты, размахивавшие белыми крокусами, гиацинтами и нарциссами, матери, державшие детей за руки, не давая им хлопать, когда мимо проходил слон, монахини в пепельно-серых одеяниях. Я посмотрел на одну из стоявших впереди фигур, и узнал ее по плечам — в последнее время они стали уже, но, как и прежде, горбились.

Я подошел к ней и прошептал:

— Илона.

Она обернулась. На ней был капюшон, и я не видел ее лица — только губы — слишком крепко сжатые для ямочек.

— Петр, — сказала она голосом, звуки которого коснулись моих ушей подобно падающему снегу. — Мы сделали то, что нужно.

Она прикоснулась к моей щеке пальцами. Я вздрогнул, словно меня ударило током.

* * *

Путешественники пытались описать город Печаль. Одни говорили, что это место, вводящее в полное замешательство — с вершинами, поднимающимися к звездам, которых не увидеть ни из одной обсерватории. Другие называли этот город обителью красоты, где ветра, играющие меж высоких зданий, рождают музыку небесных сфер. Третьи считали его местом смерти и говорили, что с высоты очертания Печали напоминают череп.