— Заткнись! Еще одно обвинение и я больше не стану терпеть эти унижения. — Мужчина молча поднес лезвие к горлу товарища. — Ты не дурак, Раф, ты настоящий идиот.
Оттолкнув князя плечом, Лир вытащил собственный меч, надеясь образумить спутника, однако последний озверел от этого пуще прежнего. Его обычно аккуратно уложенные волосы растрепались, и из-под нескольких упавших на лицо локонов смотрели глаза хищника — ярость в темных очах пылала обжигающим огнем, а рука сжимала эфес до белых костяшек. Парень понял, что он убьет его.
— Тебя нельзя было брать с собой. Обычный мальчик-крестьянин, никогда не набивавший вволю желудок и не напивавшийся вдоволь вином, слишком подвержен соблазну. Стоило лишь поманить пальцем, и ты уже позабыл о протянутой мною руке помощи. Нет у тебя чести!
Тьма сгустилась вокруг Линура, и он пошатнулся, почти потеряв равновесие. Злоба настолько сильно овладела им, что всего через секунду, в момент, когда пелена сошла, его взгляду предстал уже защищающийся Ралафар. Удар оказался яростным и сильным — вибрация от встретившего сталь клинка прошла по всему телу. Дорогое оружие аристократа заиграло тусклым красным цветом, но последовавший без промедления второй удар тут же изменил его на еле заметный оранжевый.
Крики и звуки борьбы были слышны на десятки метров вокруг, однако пьяные голоса поющих в лагере людей заглушали их, оставляя сошедшихся в дуэли товарищей на растерзание друг друга. Вошедший в кураж юноша не мог остановиться и продолжал беспрерывно рубить, заставляя меч противника переливаться цветами радуги: желтый сменился зеленым, за ним последовал голубой, ставший предшественником синего, и, наконец, округу наравне с костром озарило яркое фиолетовое свечение. Раф сделал шаг назад, впервые уклонившись от просвистевшего перед носом лезвия, взмахнул Цветовлаской и обрушил всю доступную ему мощь на Лира — поставленный стальной блок разломился надвое.
Полными ужаса глазами Линур наблюдал, как на землю поочередно упали сначала черенок с гардой, а затем острие с рассыпающимся на части клинком. Все еще острые, но отныне не годящиеся ни на что толковое куски оружия, смешавшиеся с землей, не только лишили парня единственного средства обороны, но и поставили крест на его не успевшим начаться участие в турнире. Он медленно поднял взгляд.
На лбу князя выскочили капельки пота, намочив концы волос. Тот стоял неподвижно, одной рукой держа ставший обыкновенным меч, а второй готовясь применить способность. Проявившиеся на лице спутника спокойствие и хладнокровие напугали пришедшего в себя Лира — он не смел двинуться, ожидая развязки и не спеша продолжать атаку хотя бы потому, что кроме запаса маны у него ничего не осталось. Выжидал и Ралафар.
Над деревьями пролетела ворона, громко и протяжно закаркав. Словно очнувшийся ото сна мужчина убрал сверкающую бликами от костра сталь в ножны, пригладил испортившуюся прическу и выудил из кармана всегда находящуюся там пачку бумажонок. Дым заполнил его легкие, но Раф не прикрыл глаза от ударившего в голову табачного никотина, как делал это обычно, а продолжил внимательно наблюдать за Линуром. Прошло не менее пяти минут, прежде чем окурок полетел в пламя. Отхаркнув скопившуюся во рту слюну, князь молча развернулся в сторону леса и медленно потопал вглубь зарослей, куда не дотягивался свет.
Как только фигура полностью растворилась во мраке, Лир с досадой осмотрел обломки верного клинка. Последний не успел сослужить ему долгую службу, но без привычного навершия под левой рукой чувствовать себя в безопасности парень уже не мог. Аккуратно собрав крупные осколки воедино, стараясь при этом не порезаться, он сложил их у своего спальника, полагая, что те еще могут ему пригодиться. Рукоять же с уцелевшим лезвием длиною всего пятнадцать сантиметров он положил рядом с собой — оно даровало ему пусть и ложное, но все же ощущение защищенности.
Разыгравшийся после прогулки аппетит улетучился, словно того и не было — юноше ничего не оставалось, кроме как сесть в одиночестве на пенек, уставившись в никуда, и погрузиться в перебивающие друг друга мысли. Ралафара он не боялся ни раньше, ни сейчас, с самого начала понимая, что при желании или необходимости тот играюче расправится с ним. Куда страшнее было бы промолчать в момент, когда твои честь и достоинство унижают, а тебя самого клеймят предателем — Линур предпочтет погибель, нежели добровольно будет оконут в дерьмо с головой.
О причинах опрометчивости и безрассудности Рафа, вспоминая его состояние последние дни, догадаться было несложно — в лагере присутствует некто, кто пугает товарища пуще смерти, заставляя совершать его сумасбродные вещи. Пришедшие на смену надежности и продуманности князя эмоциональность и поспешность могут погубить и его самого, и подобранного им по пути парня.