Заседание снято с глаз госпожи Тассин, значит она и являлась источником утечки, но что побудило ее? Она заработала, и, на первый взгляд, ничего не нарушила, даже не она внесла предложение! Если бы можно было доказать факт взятки Мацце, Ранея Тассин вряд ли стала бы сливать видео.
Антимонопольное законодательство запрещает какие бы то ни было союзы между корпорациями, но усмотреть здесь нарушение закона об абсолютной конкуренции практически невозможно.
Если “Тассин” не продают данные с сенсоров, то от союза Мацце нет никакого толка, в противном случае — это нарушение лицензии. Совместить два таких разнородных источника доходов, как реклама и продажа носимых устройств невозможно даже для крохотной компании с самой мягкой из возможных лицензий.
Далая снова пришла к выводу, что госпожа Тассин не стала бы записывать заседание, если бы была замешана в таком серьезном преступлении. Значит сделка была выгодна в первую очередь кому-то другому.
Для чего Мацце импланты? Почему “Тассин”, если через них нельзя получить доступ к данным? Доступ имеет только Оракул, и, если в сговоре не участвует еще и…
— Это что, главный офис?! — Далаю снова перебили, на этот раз — раздраженное шипение с противоположного конца парковки. — Ты чокнулся?
В день, когда в голове кислотное болото, Далая выбрала, пожалуй, худшее место, чтобы подумать. Слишком беспокойное и шумное.
— Окно открыла ты, а не я! — другое шипение, более низкое, но от того не менее раздраженное, помешало погрузиться обратно в мысли.
Далая со злости сжала кулаки.
— Издеваешься? Ты дал координаты.
— Если бы ты воспользовалась ими сразу и, наконец, отказалась от своих идиотских планов…
— Идиотских?.. Тогда на кой черт ты пошел со мной?! — высокое шипение сорвалось, не выдержав собственной ярости. Говорящая закашлялась.
— Поначалу наши цели совпадали. Потом — хотел защитить мир от твоего безумия. — мужское шипение стало тише, концовка фразы утонула в монотонном гудении магистрали.
— И как успехи? В последнее время ты спас столько жизней!
Далая встала и осторожно, чтобы остаться незамеченной и не заглушить звук шарканьем шагов, двинулась к источнику. В противоположном направлении от проходной, но интуиция подсказывала, что решение верное.
— Мне нужно подышать. — вздохнул мужчина. Если бы Далая осталась на месте, у колонны, расслышать бы не удалось.
— В таком виде? Сперва тебе нужно умыться. — голос девушки смягчился, в нем отчетливо прозвучала вина. — Прости. Ты не сделал ничего плохого. Это все я…
Она расплакалась. Далая уже различала сдержанные, но не беззвучные всхлипы.
Капсулы поредели. Вокруг стало безлюдно, как между оазисами на Дамараке. Чтобы оставаться незаметной, Далая пришлось ступать осторожнее, в такт с аритмичными непредсказуемыми всхлипами.
Установить, где точно находятся говорящие — за колонной или за одной из капсул — пока не удалось, но одно Далая понимала точно: ее саму отлично видно.
Всхлипы становились громче, но реже, идти — все труднее. Приходилось постоянно одергивать себя, замедляться, но, как ни старайся, шагать беззвучно по гулкой плитке невозможно. В очередной паузе между шагами Далая осторожно расстегнула застежки на сандалиях, и сдернув их с ног, начала запихивать в сумку…
— Я тоже виноват. Я должен был остановить тебя. Вместо этого — продолжал идти на поводу. Наверное, в глубине души надеялся, что у тебя получится.
Далая замерла, чтобы дослушать реплику, но рука предательски дернулась, и одна сандалия с гулким шлепком грохнулась на плитку…
Когда эхо рассеялось, стало совсем тихо. Издали, со стороны проходной, доносилось едва различимое жужжание, но не более того. Черт. Стоило все-таки отдохнуть хотя бы денек.
— Подслушивать нехорошо. — почти беззвучно прошептал голос над правым ухом, и, одновременно, чьи-то руки обхватили Далаю, одна — поверх ключиц, другая — за голову, закрыв рот ладонью.
Девушку дернули назад. Сердце ударило в подбородок, вынудив издать глуповатый всхлип. Далая сбилась со счета, сколько раз ее уже хватали вот так, без разрешения, только за последние несколько дней. Возможно, она просто разучилась бояться, но первоначальный испуг, вызванный, в основном, неожиданностью, сменился раздражением, да и оно не разгорелось на полную.