— Гляди там, на откосе.
— Гляжу. Вот сейчас скамеек нагружу и поеду. Не дело это, понимаешь. Машина к перевозке людей негодна. Будка полагается.
— Я ж и говорю: гляди.
Он дошел до ворот, остановился, вспоминая что-то:
— Слышь, рябого петуха не пускай со двора. Он, гадюка, опять курей по соседским огородам поведет.
— Ладно.
Грошев опять толокся на складе. Покрикивал на баб, сортировавших помидоры. Коршуном наскочил на Николая:
— Ты где прохлаждался? За городскими пора.
— На полчаса пообедать заехал. Сам ведь гонял в город.
— Ну, кидай скамейки и гони на поле. Ихние автобусы уже тут. Небось ругаются работнички.
— Правильно делают… — Николай открыл борт, начал носить скамейки. Грошев стал подсоблять. Хромая нога мешала поворачиваться побыстрее. Подбородок бригадира топорщился седыми остюками, и Николай не удержался:
— Побрился бы, начальник.
— А иди ты, — беззлобно огрызнулся бригадир.
— Говорят, к Евфросинье мужик пристал. — Николай затолкал в кузов последнюю скамейку, закрыл борт. — Не слыхал?
— Бабы балакают. Мне-то с этого толку? Пенсионер небось. Коли б лет сорок ему, тогда б дело. Да еще с руками бы тот мужик. А так своих курортников хватает. Ну, паняй.
Рядом со складом, приткнувшись к забору, замерли три больших туристских автобуса. Занавесочки, мягкие сиденья. Богато. Шофера лежали на траве, перекидываясь в карты. Сколько ж рейсов придется делать, чтобы перевезти столько людей?
Николай подошел к водителям:
— Ну и как?
Двое — пожилые мужики. Третий, по виду бывший таксист, с профессионально оценивающим взглядом, буркнул:
— Весело.
— Может, все же проедем, ребята?
— По такой дороге не поедем.
— Я первый пойду. Нельзя мне людей на скамейках везти. На откосе побьются друг о друга. Сиденья-то не крепятся.
— Наше дело простое: ехать нельзя, и все.
— А ты можешь оставаться, воробышек, — грубо оборвал его Николай, — я к водителям обращаюсь, а не к тебе. Твое дело известное: счетчика нет и дела нет, так?
Пожилые прыснули. Один из них встал, поддернул брюки, полез в машину:
— Заводи, Федосеич! А ты, друг, поосторожнее со скоростью. Мы за тобой следом.
Таксист растерянно поглядывал на товарищей. Потом тоже нырнул в автобус.
К Николаю подскочил Грошев:
— Сагитировал? Ну молодец. А то они тут мне вычитали.
— Правильно. Ты хоть бы Костю с бульдозером послал на откос. Это ж дорога, а не выгон для гусей.
— Ладно. Я сейчас тоже туда мотану. Небось помидоров нагрузят больше, чем уберут. Вот мотоцикл заведу…
Он обогнал кавалькаду, возглавляемую грузовиком Николая, на самой вершине подъема. Оглянулся, что-то прокричал, чего Николай не услышал за натужным ревом мотора.
Если б не промоина, так по дороге ездить можно было бы. Хоть и трудно, но можно. Не все ж вам, товарищи горожане, гладкий асфальт. Дождя нет, а ухабы переживете. Мы их каждый день на себе пробуем.
Когда машины подкатили к полю, Грошев уже наводил порядок. Длинная очередь женщин с напряженными лицами выкладывала прямо на землю из сумок и сеток помидоры. Чуть поодаль стоял багровый Борис Поликарпович, пытался прикурить, и каждый раз у него это не получалось: то спички ломались, то ветерок задувал слабую вспышку огня. Махнув рукой, он смял сигарету, сунул спички в карман и пошел в сторону от жестикулирующего рядом Трошева.
Николай прошел метров пятьдесят по рядам. Помидоры уже гибли. На кустах больше гнили, чем хороших плодов. Что ж мы делаем? Кого ругать за то, что нет этих проклятых ящиков, что плохая дорога к полю, что на консервном затарены цеха? Николай помнит, как весной возили рассаду, как в жидкой грязи возились женщины. Тогда просили даже школу из Князевки в помощь, и девчушки-шестиклассницы в больших сапогах и мамкиных фуфайках по локоть забирались в жирный чернозем. Как же потом мы будем уговаривать этих же девчонок остаться в селе, чтобы сменить матерей? Ведь они запомнят, чем завершились их труды в этом году. «Порядка нету!» — это Федя Кукушкин сказал когда-то, и сейчас Николай готов был подписаться под его словами.
— Вот что, товарищи женщины, — Николай подошел к горожанам, — товарищ бригадир пошутил… Он у нас иногда шуткует, особливо ежли при этом симпатичные дамочки присутствуют. Вы берите помидорки-то, берите. Это я вам как член правления колхоза говорю. Выбирайте, что с прозеленью еще. Такие или дозреть, или для засолки в самый раз. Берите… Вот давайте я вам, дамочка, помогу.
— Ну, раз так… — Пожилая женщина в очках оглянулась вокруг. — Если это можно… Правда, нас предупреждали, чтобы мы не брали ничего, но ведь гибнет все. С этого поля убрано не больше десятой части. А остальное… Хотя бы люди домой на ужин привезли. Пропадает все.