— В обкоме поддержат.
— Говоришь уверенно. Так… Ну, а в Совмин поедем вместе. Я так понимаю твой звонок?
Туранов засмеялся:
— Так точно, Михаил Васильевич.
— Ну, вот видишь? Я ж тебя знаю. Но и ты имей в виду, уже в конце года я потребую от тебя увеличения продукции на несколько миллионов рублей. Сейчас у тебя девяносто четыре миллиона… Так вот, имей в виду, по итогам года чтобы было не менее ста. И в первую очередь экспортные заказы.
— Сделаем, Михаил Васильевич. Спасибо большое за поддержку.
— Отплатишь показателями. Ну, у тебя все?
— Все, Михаил Васильевич. Спасибо.
— Тогда будь здоров.
На совещание он шел уже с готовым решением. Когда руководители цехов и служб сели за стол заседаний, он поднял трубку телефона:
— Андрей Филиппович, прошу вас обеспечить трансляцию совещания по всем цехам и службам завода. Я у себя включу.
— Зачем, Иван Викторович? — Помощник ничего не понимал.
— Я прошу вас… — Туранов положил трубку и взглянул на недоумевающие лица собравшихся. — Так вот, товарищи, наш сегодняшний разговор будет слушать весь коллектив предприятия. Поэтому прошу говорить коротко и по делу. Через пятнадцать минут будет обеденный перерыв, и уверяю вас, что слушателей будет больше чем достаточно. Итак, все готовы?
— Есть ли смысл, Иван Викторович? Это же рабочее совещание? — Заместитель директора по быту Гусленко говорил осторожно, но видно было, что он встревожен.
— Есть смысл именно потому, что это рабочее совещание, а не парадная болтовня, — грубовато ответил Туранов, кольнув Гусленко взглядом. Ах, Семен Порфирьевич, ах ты ж старый дипломат. Работать можешь, а вот перестраховаться не прочь. А ну как что не так выйдет? А ведь сейчас такое время, что с людьми надо говорить в открытую, честно и прямо, только тогда они пойдут за тобой. Они поймут все твои заботы и трудности, если ты им о них прямо скажешь. Но только потом уж не крути, иначе одним махом ты уже не руководитель. Если б мог, Туранов сказал бы все это вслух, но сейчас за столом были вместе с теми, кого он знал, и те, к кому следовало еще присмотреться и спешить с высказываниями не следовало, хотя уже сам метод проведения совещания насторожил многих.
Щелкнули тумблеры.
— Начинаем совещание по вопросам текучести кадров на предприятии, — сказал Туранов и представил себе, как загремели в цехах динамики. Уже в этом году заводу нужно было резко увеличить выпуск продукции на тех же площадях, с теми же материалами, а это возможно было только при одном условии: если каждый рабочий поймет смысл того, чего от него хотят. Он не мог собрать всех во Дворец культуры, там не хватило бы для них места. Он не мог ходить по цехам и объяснять задачу. Он не хотел также, чтобы его слова передавали всем уполномоченные от цехов, собранные в одном месте. Он хотел сразу всю аудиторию, чтобы каждый человек из коллектива понял все по его словам и только к нему мог предъявить потом претензии за несдержанное обещание. Этим самым он давал себе право требовать почти невозможного от трех десятков людей, которые либо должны были стать его ближайшими соратниками, либо уйти, потому что то, что он готовился сейчас сказать, можно было понять только как стремление самому забраться в угол, из которого только один выход: вперед. Он понимал, что среди собравшихся в кабинете немало найдется таких, которые не хотели бы попадать в этот самый угол вместе с ним, но иного выхода не было, заводу нужно было либо совершить почти невозможное, либо потерять только что пришедшего директора. Технически задача была реальной, даже очень реальной. Технические возможности завода простирались куда дальше, чем планировал на этот год Туранов, но с техникой работали люди, а некоторые из них разуверились во многих прекраснодушных обещаниях бывшей дирекции завода, привыкли подвергать все сомнению, и теперь это были скептики. Их снова нужно было превратить в единомышленников, но для этого требовалось назвать вещи своими именами.
Любшин говорил сжато и четко. Цифры били наотмашь. Да, жилье. Да, детские сады. Да, молодежные общежития. Да, трудности со сменной работой для молодежи, желающей учиться вечером.
Туранов знал: это первый бой. Даже если б сейчас он захотел прервать разговор, уже поздно. И все равно — в открытую лучше. Вон Гусленко что-то правит на готовом тексте выступления. Нет, он не хочет быть просто болтуном. Это директора еще можно пока обмануть, все же не до конца изучил положение дел. А весь коллектив завода трудно громкими фразами без конкретных вещей убедить. Надо перестраиваться.