— Тут еще вот что, Николай Алексеевич… Грошев насчитал семьдесят три человека, которые взяли помидоры. Ну, возьмем, что каждый прихватил по пять килограммов — больше в сетку не войдет. Если б ты с этими людьми перемолвился, чтоб написали бумагу: мол, так и так, просим за наличный расчет… Копеечное дело. Тут бухгалтерия прикинула. Всего-то на сто рублей девяносто пять копеек.
— Так в чем же вопрос, я хоть сейчас заплачу, — сказал Николай и полез во внутренний карман пиджака.
— Погоди… — Куренной прятал глаза. — Тут ведь что, тут ведь их заявление требуется… так, мол, и так, трудимся на ваших полях, просим по себестоимости. Я бы подписал, деньги в кассу внесли, и крышка шуму.
— Вот я давай и напишу заявление. Дай-ка бумажку.
— Тебе что, деньги задаром даются?
— Зачем задаром? Трудом даются. Так. На твое имя или на правление? Лучше на правление. Тебе потом меньше хлопот. Значит так: «Прошу продать за наличный расчет…» Сколько там килограммов?
— Триста шестьдесят пять… Слушай, ты мне на психику не играй. Ишь, миллионер нашелся. Да ты пойми меня, Николай Алексеевич. Ты что из меня тут ваньку выстраиваешь?
— Ничего я из тебя ваньку не выстраиваю, — спокойно сказал Николай и протянул Куренному бумагу. — Давай, визируй, да я в кассу пойду, пока деньги при себе.
— Вот чертовщина, — Куренной черкнул резолюцию, кудряво расписался. — Слушай, ну ты понять-то меня можешь?
— Могу. Ты удерживаешь с меня стоимость помидоров, которые сгнили бы в поле, не отдай я их людям. Теперь на том участке работают два трактора. Вспахивают весь участок, чтоб мухоты и заразы не разводить. С участка шиш прибыли, одни убытки. Надо ж хоть чуток поправить дела. Глядишь, мои сто девять рублей пятьдесят копеек на прибыль сыграют?
Куренной махнул рукой:
— Слушай, Николай Алексеевич, уж ты-то мою работу знаешь. Ну скажи, в чем я виноват?
— Скажу. В том, что дело до ума не доводишь. А смелости в тебе при этом никакой. А обиды у меня на тебя нету, потому что я прекрасно все понимаю.
— Ты мне друг, Николай Алексеевич?
— А чего это ты так заинтересовался дружбой-то со мной?
— Ты отвечай.
— Друг не друг, а считаю, что человек ты неплохой, хоть и лодыряка.
Куренной даже обрадовался:
— Тогда так… Деньги вноси в кассу, только не сто девять, а пятьдесят четыре семьдесят пять. Погоди… Вот тебе моя доля. Пятьдесят четыре семьдесят пять.
Николай захохотал:
— Это что ж, получается, что мы с тобой скинулись?
— Так и получается. И делу конец. А?
— Ладно. — Рокотов пересчитал бумажки, протянутые ему председателем, добавил свои. — Приму тебя в долю. Не то чтоб жалко мне было тебя, а просто легче тебе так будет. Да и мне Маше отчет давать легче. Все ж сумма. А? Так когда теперь ты меня обсуждать будешь?
— Иди к черту. Садись на свой драндулет и езжай домой. Какие уж теперь обсуждения? Все по закону. Никто не придерется. Только в следующий раз не вздумай колхозного бычка подарить кому-нибудь. Это уже не в сто рублей нам с тобой обойдется.
В комнату заглянула секретарша. Испуганно сказала Куренному:
— Степан Андреевич, к вам директор завода «Тяжмаш».
Куренной поднялся, готовясь встретить гостя, но директор уже появился в дверях, вежливо отслонив в сторону секретаршу. Крупный мужик в сетчатой безрукавке и белом картузике, какие Николай видел у спортсменов на тренировках и у туристов, немало шастающих в окрестностях Лесного, шагнул в комнату, огляделся не торопясь и протянул руку Куренному:
— Давай знакомиться, председатель. Туранов — директор завода «Тяжмаш».
Из-за спины его внезапно выскочил давешний знакомый Николая Борис Поликарпович, секретарь. Под рукой — толстая кожаная папка. Зашли еще двое молчаливых приземистых мужиков, сразу присевших у стены на стулья. Николай было заторопился, но Куренной сказал:
— Ты сиди, Николай Алексеевич. Это член правления колхоза товарищ Рокотов. Мы тут один вопрос решали.
— Ладно. — Туранов протянул Николаю руку, всмотрелся в его лицо, будто оценивая, и сразу же опустился в кресло у стола. — У меня к тебе разговор, товарищ председатель. Ну а коль присутствует член правления, так еще лучше, потому что разговор, как говорят, основополагающий. Не возражаешь?
Куренной махнул рукой: