Несколько лет он проработал бетонщиком на строительстве большой гидроэлектростанции. Хорошо заработал, потому что кидался в самые трудные места. Прокалился под жарким азиатским солнцем. Научился брить голову, носить удобный азиатский стеганый халат. Таджикские юноши из бригады почтительно называли его «Усто». Учитель, значит. И все же, когда заработала станция, он уехал немедленно.
Отсюда, если идти напрямик, можно было за пять-шесть часов дойти до Марьевского. Только что там? Могила отца, матери и глаза женщины, которая никогда не простит. Однажды он был там. Как вор просидел в заброшенном сливовом саду, чтобы на минуту увидеть ее. Она шла по улице высоко подняв голову, и ему казалось, что годы не коснулись ее. И он быстро пошел через ярок к дороге, где ждал его попутно сговоренный шофер, польстившийся на красненькую ради круга в десять километров.
Иногда он клял судьбу за то, что наградила его здоровьем. Иногда мечтал о том, чтобы прийти к ней умирающим от неизлечимого недуга и хоть раз увидеть в ее глазах сострадание и боль. Но здоровье не подводило еще черты под прожитым и оставляло ему новые годы размышлений о прошлом. Когда работал на стройке, мог часами ворочать камни, и молодые ребята только головой качали: «Ну и силен, папаша!»
Он не мог без работы. Так было легче, чем оставаться наедине со своими раздумьями. Верный правилу: деньги всегда выручат, он откладывал все, что только мог. Он понимал, что когда-то кончатся и силы, и здоровье, и лез везде, где можно было «сшибить». И в шахте побывал в свое время, и на строительстве туннеля в Сибири. Только все ненадолго. Кружил по стране и возвращался все к одному месту.
Елена ушла от него, едва только его осудили после смерти Ряднова. Он не искал ее. Осталась она в его памяти только потому, что родила в свое время сына. Где, с кем сейчас она, что думает обо всем происшедшем — таких мыслей у него не возникало. Все покрывал своей жуткой тенью Родион, и связанные с ним годы казались вычеркнутыми из жизни.
Было два существа на свете: сын и Настя. Он лишился их обоих по вине Ряднова. Толик уехал сразу же после ареста отца, и больше Андрей не видел его до той поры, как отыскал его в Ростове. Узнал, что сын заочно окончил институт, и в душе плеснулась радость: знай наших! То, что не сбылось в его жизни, он видел в сыне. А Настя… Настя хоть и жила сейчас одна, — для него путь к ней был заказан.
Можно было бы прийти к сыну и поговорить с ним. Теперь он сам взрослый, должен если не простить, то хоть понять отца. Но боялся проклятой своей жизнью наложить на него черную тень. Иногда в мозгу проносилась шальная догадка: нет, не всерьез отказался от него сын, думает о себе, о жизни своей… А в душе давно простил. С этой надеждой нашел его в Ростове. Подстерег после работы в скверике. Глядел во все глаза на него: молодого, красивого. Шел с ребятами, смеялся. Значит, есть у него друзья, значит, хороший он человек, раз около него люди. Слезы пошли ручьем, замутнело все вокруг, и он чуть не прозевал Толю, тот уже в троллейбус садиться наладился. Схватил за рукав и обмер, когда увидел на лице сына выражение ледяной брезгливости. Хоть бы искорка в глазах сверкнула, хоть бы радость от того, что родителя увидал.
Троллейбус ушел, а они стояли друг против друга. Наконец, Андрей выдавил из себя: