— Марусича еще не сняли?
— Работает… — Гусленко повеселел. — Только ведь, Иван Викторович, с тех пор он еще хитрее стал. Он же за те бульдозеры душу с вас вынет.
— Небось… — Туранов думал о том, что теперь директору завода придется заниматься массой дел, никогда ему не нужных до этого времени. Можно, конечно, поступить по методу Бутенко: стучать на каждом собрании в грудь кулаком и ругать строителей за то, что они не вводят жилье. Только в этом случае жилья не будет. Вчера привез на строительство обоих домов всех начальников цехов и служб и каждому расписал собственноручно по подъезду, за строительство которого тот должен нести ответственность. Лица у многоуважаемых командиров производства были, скажем прямо, не из радостных. А что делать? Как вырваться из этого круга? Зато уже сегодня на месте побывало трое. Приглядываются, наверное, начали почитывать строительные справочники. Туранов был уверен, что только тогда, когда рабочий увидит, что именно от него зависят все его будущие блага, с него можно спросить не стопроцентной мерой, а в полтора раза больше. Покажи, что ты всерьез озабочен его будущей жизнью, его семейными делами и проблемами, и рабочий горы своротит. И то, что делает сейчас он, Туранов, сразу же становится известно на заводе. Люди говорят о его планах, и в коллективе все меньше и меньше скептиков. Пока что рано говорить о результатах, но около списков в цехах уже целые очереди. Еще бы? За прошлую пятилетку получило квартиры четыреста восемьдесят человек, а тут за год планируется почти столько же. Если б многие не знали Туранова, могла б возникнуть мысль, что все это фанфаронство, блеф, но Туранова знали, и это тоже был расчет. Когда к сроку получат ордера первые полторы сотни человек, тогда будет видно, что все это совершенно всерьез. На то и расчет. Нужно, чтобы человек знал: о нем думают по-настоящему, а не для красного словца, не для выступления на собрании, и что завтра он будет совершенно точно жить лучше, чем сегодня, а послезавтра — несоизмеримо лучше, чем завтра. И вот тогда с него можно спросить и количество, и качество. Это — закон. Потому что жизнь у человека одна, и он уже много раз откликался на призыв «Надо!», откладывая на будущее свои предполагаемые лучшие дни.
Ах, Марусич-Марусич! Жив, курилка. Обошли тебя и административные, и прочие грозы. Отгрохал здание конторы какое. Стекло и металл. Как в лучших домах. В коридорах ковры, понимаешь. А в приемной… Да. Вот, встает из-за стола, бодренький, веселый, всегда при настроении. Потолстел, полысел малость, а в основном все такой же бодрячок с перспективой.
— Кого вижу?.. Вот уж не ожидал, а? Иван Викторович, благодетель. Слыхал, что ты к родным пенатам. Правильно, скажу я тебе. Шиповничка не хочешь? У меня всегда запас в холодильнике. В нашем возрасте нужно витаминизироваться. Да. Не мог даже предположить, что ко мне сразу же приедешь. Не веришь, только вчера подумал: надо бы к товарищу Туранову на рюмку, а? С делом, с делом приехал, вижу. А? Может, все ж примем, а? Ну по капле? С шиповником, для расширения сосудов. Говорят, болезнь века.
Туранов выпил, сказал:
— Завтра мне нужно два бульдозера и восемь самосвалов.
Марусич мигнул ласковым голубым глазом:
— Время?
— Две недели.
Марусич перестал улыбаться, скучно глянул на рюмку:
— Это ж невозможно, Иван Викторович. Ты что, хочешь, чтоб меня сняли?
— Давно пора, Георгий Михайлович, только ты вечный ведь, а? Это мы, грешные, как что, так в расход. А ты вечный.
Марусич коротко посмеялся:
— Пятьсот килограммов алюминиевого уголка ссудишь?
— Дам двести. Знаю я тебя, всегда просишь вдвое больше.
— Ладно. И тонну железного. Пятерочки.
— Тоже двести. В связи с моей репликой на ходу увеличил.
— Оплату сделаешь как?
— Только по закону. За смену бульдозер — двадцать четыре рубля. Грузовики — по тонно-километрам.
— Концы большие?
— Не выгадаешь. В городе.
— Ох, на проигрыш иду. Только не хочу дружбу с тобой кончать. Ты ж бешеный. Откажи тебе — потом не обращайся. А я на тебя надежду во какую имею. Ладно. Оставлю своих геологов на полмесяца без транспорта. Пусть итоги подводят. Только на две недели. Ни часа больше. Слово?
— Ты ж меня знаешь.
— Так я завтра за уголком пришлю… С чековой книжкой. А?
— Присылай. Вот Семен Порфирьевич решит.
На обратном пути думал о том, что в список, который повезет в Москву, нужно включить специальную технику: в подсобном хозяйстве столько строить, и если не иметь своей техники — пропадешь. Такие, как Марусич, разденут завод. И еще вот что: расширить возможности заводского управления капитального строительства. Чтоб хватало сил и на жилье, и на промышленное строительство, и на подсобное хозяйство. А иначе…