Эдька кивнул. Разговор был привычный, знакомый, как наезженная дорога, по которой катилась сейчас машина. Он понимал, что частые возвращения ее к недавнему прошлому — это естественный процесс для человека, только что пережившего развод и все связанное с ним, однако он часто ловил себя на мысли, что вся эта беседа на темы ее недавнего прошлого ему неприятна. Он хотел бы вообще отделить ее от всей предыдущей жизни, но прошлое непрерывно врывалось в каждую фразу, сказанную ей, и он чувствовал, что это доставляет ему боль. Присутствие в ее жизни незнакомого ему мужчины было обидно, но хуже было то, что он понимал происхождение мучивших его мыслей. Он чувствовал, что она ему нужна, что ему без нее будет трудно, и в то же время убеждал себя в том, что они просто партнеры в какой-то игре, что игра когда-то кончится и они пойдут в разные стороны, не думая больше друг о друге, не отягощая себя какими-либо обещаниями. И в этой связи его тревожила каждая встреча с ее отцом, в котором он с первого же разговора определил человека сильного и умного, понимающего все его маленькие хитрости. Пока он не осмысливал цели этих встреч, тревога оставалась в его душе, и подавить ее было невозможно.
Дача Немировых представляла собой крохотный участок земли на опушке леса, рядом с оврагом, в котором булькал мутновый ручей. На шести сотках были разбиты аккуратные грядки, между которыми уже поднялись к небу фруктовые деревья. В самом углу участка стоял кирпичный домик с двумя окнами по фасаду. От калитки вела к нему выложенная плитками узкая дорожка, а в стороне от нее, под яблоней — нечто вроде беседки, сооруженной из тонкой шпалеры, обвитой диким виноградом. В этом сооружении едва умещался стол и две скамейки и именно оттуда вышел Станислав Владимирович, когда машина остановилась возле калитки. Старенькие джинсы пузырились на его коленях, безрукавка и соломенный брыль дополняли совершенно непривычный для Эдьки наряд Надиного отца.
— Заставляете себя ждать, молодые люди, — сказал он, сжимая Эдьке руку, и тот почувствовал, что силой Немирова бог не обидел. И вообще выглядел он гораздо моложе своих пятидесяти восьми лет: высокий, поджарый, грива густых седых волос падала на лоб; из-под черных широких бровей глядели на Рокотова совсем молодые глаза. «Да, на этого старичка небось еще во все глаза глядят двадцатилетние секретарши», — почему-то подумал Эдька, невольно сравнивая сутулую фигуру отца со спортивным торсом Станислава Владимировича. Сравнение было явно не в пользу старшего Рокотова, и это чуток даже огорчило Эдьку, потому что при всех прочих составляющих отец оставался для него самым первым из всех живущих на земле людей, хотя и не во всем сын хотел бы ему подражать.
Надя прошла к дому, а Станислав Владимирович гостеприимным широким жестом показал Эдьке на беседку.
— Вы, наверное, удивляетесь моему приглашению, не так ли? Уверяю вас, никакого особого повода нет. Просто захотелось пообщаться. Впрочем, есть и одна просьба… Она ни в коей мере, на мой взгляд, не затруднит вас. Если вы сочтете возможным исполнить ее — буду рад, если нет, что ж, никаких проблем. Мы живем в любопытнейшее время, Эдуард… Позвольте, я буду вас именно так называть? Мечтой моей жизни было иметь сына, а жена мне постоянно подносила сюрпризы в виде дочерей. Поэтому мои дамы постоянно обижаются на меня за то, что в их спорах с мужьями я всегда принимаю сторону зятьев. Увы… мужская психология мне гораздо ближе. Я хотел бы, чтобы мы с вами всегда были в прекрасных дружеских отношениях. Клянусь, мне нравится ваша манера поведения. Мужчина никогда не должен отличаться разговорчивостью — это приоритет женщин. Так вот, о любопытном времени. Все настолько сплелось в нашей жизни, что приходится удивляться пересечению людских судеб. Да…
Значит, просьба все-таки существует? Значит, не просто так позвали его сюда. Он думал, что у Немирова не обычный садовый участок, а что-либо посерьезнее. Сейчас, когда Рокотов знал о существовании какой-то просьбы, ему было неинтересно вести обычную, ни к чему не обязывающую беседу. Он ждал того самого момента, когда возникнет просьба, то, ради чего его сюда позвали. Поэтому он рассеянно отвечал на вопросы, стараясь просто не упустить нити разговора.
Пришла Надя, села рядом с Эдькой. Немиров в этот момент рассуждал о проблеме сауны, о том, как процесс посещения ее влияет не только на здоровье, но и сближает людей. В сауну нельзя ходить одному. Создается коллектив любителей. Это в наш век ограниченной коммуникабельности людей, созданной проклятым телевизором, лишняя возможность пообщаться. Эдька поддакивал, обронив замечание о том, что его отец — страстный любитель париться и в его баню ходят многие сельчане. Надя внезапно вмешалась в беседу, заметив, что, по ее наблюдениям, отец Эдьки порядочный бука. Станислав Владимирович почему-то обиделся: