— Опять морока? — заговорил краснолицый, коренастый капитан. — Не надоела?
Обескураженный внезапным подозрением, касавшимся Гели и Белявского, Арсений был необычайно задумчив и сдержан. Посмотрев на капитана с легкой укоризной, он ответил:
— Мне она, Терентий Игнатьевич, не меньше твоего надоела, а что поделаешь? Хоть реви, да греби.
— Но ведь одна маета?
— А чем еще? Руками? Лезь, попробуй…
Жена капитана, Евмения Гурьевна, могучего сложения сибирячка, за нехваткой людей — единственный матрос на теплоходе, пользуясь свободной минутой, делала для мужа из медвежьей шерсти обманки, с помощью которых ловится хариус. Взглянув на прораба, она отложила неурочное дело и спросила:
— А далеко ли там уямь?
— Рядом, — ответил Морошка.
Пронзив взглядом своего муженька, Евмения Гурьевна поднялась и в сердцах крутанула штурвал:
— Пошли! Чего же мешкать?
Выйдя из рубки, Арсений Морошка неожиданно увидел Бориса Белявского. Нагнувшись над фальшбортом, тот что-то высматривал в реке…
Вот так, со странной тоской, Белявский частенько всматривался в стремнину на Буйной. Если его окликали в это время, он оборачивался быстро, нервно, и на его худощавом лице с крупным синим подбородком и синей верхней губой особенным, лихорадочным блеском зажигались неспокойные черные глаза. И тому, кто окликал, становилось совестно.
Обернувшись на звук шагов Морошки, Белявский посмотрел на него настороженным взглядом и, опережая прораба, сказал:
— Я поглядеть хочу…
— Но мы — до вечера, — предупредил Морошка.
— А мне все равно.
На Буйную Борис Белявский явился свежий, приятно загорелый, будто с курорта, с моднейшей прической — волнистой львиной гривой, глянцевито-черной, да и одетым излишне нарядно для тайги: в новенькой спортивной куртке, цветастой тенниске и остроносых сандалетах. Но всего лишь за неделю очень похудел и подурнел, стал серым и скуластым; все его лицо, тонкая ребячья шея и грудь были сильно искусаны гнусом и расчесаны. Вероятно, уже несколько дней он не брился: подбородок его стал похож на крупный цветок репья-татарника. Бледные губы он сжимал плотно и скорбно, словно боялся заговорить невзначай.
С одного взгляда Арсений окончательно убедился, что его подозрение безошибочно. Нетрудно было и догадаться, почему Белявский, прежде избегавший встреч с прорабом, оказался сейчас на теплоходе. Что ж, Арсений не любил жить в потемках. Полностью владея собой, он остановился рядом с Белявским и заговорил обычным, мирным тоном:
— Хочешь, так пойдем…
Вышли в реку. Быстро сплавились вдоль всего приплеска почти до Буйного быка, а потом двинулись против течения к тому месту, где взрыхленной породой была завалена кромка судового хода. Впереди показались крупные хлопья пены, будто ведущие хоровод.
— Вот она, — указал Морошка, оборачиваясь к рубке.
— Знаю! — пробурчал в ответ капитан.
— Теперь строго на створный знак.
— Знаю!
Прошли над ямой, и Морошка крикнул Володе, стоявшему с наметкой наготове:
— Замеряй!
«Отважный» замедлил ход. Вскоре под его днищем заскрежетало. Оглянувшись на капитана и увидев его лицо, Арсений нахмурился и энергично помахал рукой, требуя смелее двигаться вперед. Но под днищем раздался еще более сильный скрежет.
— Ива-аныч! — взмолился капитан.
И тут Морошка наконец-то крикнул лебедчикам:
— Поше-ел!
Зубья волокуши скрылись под водой. «Отважный» дал задний ход, тяги лязгнули, и капитан Терентий Игнатьевич страдальчески поморщился: началась морока. «Отважному» пришлось сделать немалое усилие, прежде чем он стронул подчерпнутый каменный груз с места. Нелегко было и волочить его к яме, хотя и по течению. «Отважный» работал на полную мощность и делал такие рывки, что Володя и лебедчики летели с ног. Казалось, вот-вот лопнут тяги или развалится баржонка.
Уцепившись руками за фальшборт, Борис Белявский, думая о чем-то своем, без всякого интереса наблюдал за работой людей на барже, а с него, в свою очередь, не спускал глаз Арсений Морошка. Его нетерпение росло с каждой минутой. Он готов был всячески поддержать решимость моториста, с какою тот явился на теплоход.
Внезапно показалось, что «Отважный» сорвался с туго натянутого троса. Отвечая на удивленный взгляд Белявского, Морошка пояснил:
— Свалили!
Начали второй заход. Выдалась свободная минута, и Арсений, не выдержав, заговорил: