— Причины находятся легче всего, — заметил Белявский. — Это не драгоценности.
— Ну, ладно, ладно… — Теперь Морошка задержал свой взгляд на Белявском и, удивленный его упрямством и занозистостью, продолжал уже с оживлением: — Допустим, ты прав: подзадержались мы с уничтожением подводных камней в нашей жизни. Вроде как мы на Буйной. Но как теперь быть? Ты вот встань перед нашей шиверой — и хоть надорви горло, а ход на ней от этого не станет чистым. От крика не совершится чуда. Камни не провалятся сквозь землю. Не поможет и нытье… Надо засучить рукава да поработать до седьмого пота! Вот тогда и зачистим все русло…
— А-а! — отмахнулся Белявский.
— Считаешь, сил не хватит?
— Не только.
— Сноровки?
— Духа! — выпалил Белявский. — Не святого, конечно… — пояснил он отрывисто. — Где он у наших предков? Они давно выдохлись, порастеряли весь порох. Я уверен, что только наше поколение, свободное от всяких догм, сможет заново перестроить жизнь. Если возьмется, конечно, как следует…
— А ты считаешь, что надо — всю заново?
— Бесспорно!
— Вон что!
Давно ходили слухи о молодых людях, появившихся в больших городах, которые шумно, запальчиво, безоговорочно, с презрением отрицали все недавнее прошлое. Таких парней Морошке еще не приходилось встречать в тайге.
— В комсомоле?
— В свое время состоял… — Белявского, кажется, даже слегка развеселила наивность прораба. — Надеюсь, уточнения не нужны? Я не считаю, что стал хуже без значка, — добавил он с мимолетной улыбочкой, касаясь пальцами груди повыше сердца.
Осторожно поглядывая в его сторону и словно бы пытаясь переменить тему разговора, Морошка спросил:
— На Медвежью ходил?
— Я не рыбачу.
— А все-таки сходил бы… — посоветовал Морошка. — Издалека она течет. И все время то по гнилым болотам, то под завалами. Чем только не засоряет ее тайга! Но погляди, какая в ней вода! Светлее слезы!
— А-а, надоело! — отмахнулся Белявский, на сей раз с брезгливостью.
— Истина что хлеб.
— Аа-а, все учат, учат!
— Тогда уволь, раз сам все знаешь… — Арсений был в досаде на себя, что ввязался в ненужную словесную баталию. — Только, я вижу, у тебя еще что-то вертится на языке? Договаривай. Заодно.
— Верно, вертится, — дерзко признался Белявский. — Кстати, опять о камнях. О тех, что попадаются в личной жизни… — Глядя исподлобья, он спросил, внезапно понизив тон: — Попадется вот такой, как сейчас на шивере, что делать?
— Тоже рвать, — сказал Морошка.
— А чем? Какой взрывчаткой?
— А той, что в сердце.
Борис Белявский встретился со сторожким взглядом Арсения Морошки, словно ожидая от него каких-то пояснений, но вдруг раздался шорох прибрежной гальки и с баржи донеслось:
— Стой! Отдай тяги!
IV
И опять над Ангарой неслись гудки «Отважного». Строгие, зовущие гудки. Это был приказ бригаде взрывников — немедленно, по тревоге, собраться в запретной зоне, у речки Медвежьей.
— Глазам не верится! — воскликнул Володя Полетаев. — На такой реке, а пройти негде.
— Не теряй время, — сказал ему Морошка.
Чтобы взорвать камень, надо было прежде всего положить на одной линии с ним, выше по течению, якорь с тросом, а к нему нарастить нужной длины канат: заряд, укрепленный на его конце, должен лечь точно на цель. Но якорь лежал где-то на дне реки. Вешку, стоявшую около него, как назло, сорвало последним взрывом.
— Ищи, солнце-то вон где! — потребовал Морошка.
Володя ушел на «Отважном», а Морошка, не дожидаясь взрывников, принялся за дело. Взвалив на загорбок тяжелый деревянный ящик, он донес его от площадки из лесин-кругляшей до берега, где стояла спаровка. Вытащил из ящика металлическую банку, наполненную порохом. Начал опоражнивать ее в колоду, из каких поят скот. «Разбрелись, — подумал о взрывниках. — Попробуй, собери теперь, а время не ждет…» И коль скоро подумалось о бригаде, Арсению Морошке невольно вздохнулось и сделалось грустно.
Почти все люди из команд двух теплоходов и земснаряда, работавших в прорабстве, были постоянными, кадровыми речниками Енисейского бассейна. Это были во всех отношениях надежные, работящие и отважные люди, специалисты своего дела, привычные к суровым условиям севера. В прорабстве они составляли большинство. Лишь немногие матросы ходили первую навигацию и еще не успели как следует прижиться в командах.
Гораздо хуже обстояло дело в бригаде, ведущей взрывы — основные, самые тяжелые и опасные работы на реке. Сюда требовались главным образом простые рабочие, не имеющие специальности. А где их нынче взять? Молодые люди, во множестве и охотно едущие осваивать Сибирь, обычно держат путь на большие строительства, слава о которых иной раз гремит на весь мир. Понять молодых энтузиастов легко: на тех строительствах — огромные коллективы, там лестно и весело работать, там можно овладеть любой строительной специальностью, выйти в люди, обзавестись домом и семьей. А что на шивере Буйной? Работа временная, черная, как говорилось прежде, да и жизнь — в «полевых условиях», вроде той, какой живут изыскатели и геологи, в отрыве от Большой земли. И потом, отработаешь до зимы, а дальше что? На все четыре? Естественно, что сюда очень трудно было завербовать надежных рабочих.