Лил Алтер
Стремянной
1.
Этой пьянящей ночью, 30 Апреля 1564 года, стремянной князя Курбского, Васька Шибанов, лежал, как всегда, на кошме под дверью комнаты где спал князь. Обычно по походной привычке он засыпал, как только его взъерошенная голова касалась земли, соломы, подушки, в общем, того, что было, и ни о чем не думал. Жизнь его была проста и понятна: он заботился о княжеской лошади, чистил оружие и доспехи, в бою рубился рядом с князем. Были они с князем погодки, служил он ему с отрочества, и понимали они друг друга без слов.
Но в эту ночь Васька не спал, ворочался и размышлял о том, как бы ловчее поговорить с князем. Он решил жениться и хотел просить у князя разрешения. В последнее время князь был не в духе, и Василий не хотел докучать ему своими заботами, но и ждать больше не мог. Он жил во грехе, и это ему было не по душе. А самое главное, ему не терпелось встать в церкви перед Богом и людьми и сделать своей женой самую желанную в мире женщину.
Он был уже раз женат, но жена умерла лет десять назад, а дети, которых она ему родила, умерли в младенчестве. Василий смирился с тем, что помрет холостяком. Деньги и подарки, которыми щедро награждал его князь за верную службу, он отдавал сестрам, брату да племянникам.
Всё изменилось когда князя назначили наместником в недавно завоеванной Ливонии, и они приехали в Дерпт, а по-русски, Юрьев. Город был издавна эстонским и немецким, но жили в нем и православные: украинцы, белорусы и литовцы. Нравы, однако, больше напоминали нравы Польши или Литвы, а не Москвы или Ярославля. Женщин и девок не держали взаперти, они свободно гуляли по улицам и по базару, одевались ярко и заманчиво.
Набожный князь с семьей молился каждое воскресение в единственном в городе небольшом деревянном православном соборе. Василий всегда стоял позади князя, чуть поодаль. Вдруг он почувствовал, что кто-то смотрит ему в спину. Повернулся украдкой. На него спокойно, не застенчиво, но и не бесстыдно, смотрели большие зелёные женские глаза. Василий смущённо отвернулся. При выходе из церкви она была рядом. Сказала чуть слышно:
– Меня Анастасией зовут.
Он ответил:
– А я Василий, – и почувствовал легкое прикосновение её руки.
В следующее воскресенье уже сам её выглядывал. Она поравнялась с ним на паперти, и он без слов пошел с ней рядом. По дороге молчали, но это было как-то даже и хорошо.
– Вот и мой дом.
Василий наклонил голову, прощаясь.
В следующее воскресенье, уже не думая, пошел её провожать. У дома она спросила: «Зайдешь, пообедаешь?». Он вошел в маленькую, чисто убранную горницу и сел за стол. Обед был вкусный. Настя подавала, потом, пока ел, говорила о себе, что была замужем, но муж уже два года как умер, и она жила одна. Василий смотрел на неё: на бледном лице огромными казались зелёные глаза, полный рот. Не знал что нашло, но вдруг взял её лицо в ладони и поцеловал в губы. И тут же сам испугался, вскочил, начал извиняться. Она была с ним одного роста, стояла очень близко, смотрела ему прямо в глаза спокойно, вдруг помолвила: «Я сама так хочу», – обвила его шею руками и поцеловала долгим, жарким поцелуем. Шел он домой, шатаясь, как пьяный, прохожие немцы неодобрительно на него поглядывали.
Васька еще раз перевернулся на своей кошме и твердо решил, что завтра же поговорит с князем. Решение принято, он наконец заснул, без сновидений.
2.
На другом конце города Анастасия тоже не могла заснуть, думая о странном повороте в своей судьбе. Она всё всегда делала не спеша, подумав. Когда овдовела, замуж опять не спешили, хотя желающие были. Но ей нравилась вдовья свобода. Поэтому сама себе подивилась, когда приглянулся ей княжеский слуга. Среднего роста, широкоплечий, какой-то весь ладный. Чуть взъерошенные русые волосы, коротко подстриженная русая бородка. На загорелом, обветренном лице резко выделялись серые, спокойные глаза. Понравилось ей, что держался он прямо и свободно, словно и не холоп вовсе. Да и лицо его, простодушное, честное, понравилось. По своему обычаю Анастасия не торопилась. Стала наводить справки о незнакомце. Осторожно заговорила с подружкой, которая служила у княгини. Подружка поболтать, посплетничать, любила, и сама упомянула про стремянного князя: «Князь его любит, жалует, но Васька с нами, бабами, девками, не разговаривает. Девки с ним шутят – смущается. Молчит все, слова из него не вытянешь. Если что надо, сделает. И не пьющий».
Настя слушала, и ей это все нравилось. Не нужен ей болтун да бабник. И наконец решилась. Когда ушел он в первую ночь, лежала в темноте, думала: «Грех это, но слава Богу мне очень хорошо». Сама не знала, чего хотела, только чувствовала себя с ним покойно. Ждала стука в заднюю дверь (приходил, когда мог, тайком; не хотел, чтоб соседи языками трепали), она всегда спрашивала: «Есть хочешь?». Отвечал хрипло: «Позже», брал её в объятия. Не могли они друг от друга оторваться. С мужем никогда так не было, даже не знала, что может так быть. И о будущем просто не думала.