Так Василий Шибанов в первый раз прочел письмо князя Курбского царю Ивану Грозному.
– Не понравится письмо твое царю, – усмехнулся Васька. И князь зло и горько усмехнулся в ответ.
– Надо мне, чтоб ты письмо это до Москвы довез, отдашь там боярину Морозову, он постарается, чтобы царю в руки досталось. Возьмёшься?
Василий помолчал с минуту и кивнул. Князь встал, подошёл, обнял его за плечи:
– Живым обратно вернись, понял?
– Все под богом ходим, князь Андрей, – сказал Василий, поклонился низко, как когда-то отцу его кланялся, и вышел.
7.
До границы Василия проводили, показали где незаметнее перейти. А там уж сам добирался до Юрьева. Охрану города он знал хорошо, знал и место где можно перелезть. Оставил лошадь в лесу, под вечер перелез через палисады. Добрался до дома наместника, где жил почти год. Дом этот казался забытым: ни людей не видно, ни огня. Василий удостоверился, что за домом не следят, да и кому в голову придет, что беглый князь кого-то обратно пришлет. Слегка надавил плечом на дверь малой избы. Она поддалась. Тайник князя нашел быстро, вытащил бумаги, спрятал за пазухой. Задержался на минуту, подумал о княгине и княжиче, перекрестился.
До последнего не знал, зайдет ли к Насте. Опасно, коль поймают у неё, обоим плохо придется. Но не удержался. Тайком пробрался к дому. Замер под дверью. А вдруг как и в правду, есть у неё кто? Подумал : «Убью». Кого убьет не знал, её или мужика. Постучал условно, как раньше.
– Кто там?
– Это я, впустишь?
Дверь приоткрылась. Вошел в темноту. Тёплые руки обвили шею, мягкие горячие губы прижались к губам. Обнял её, она прижалась к нему, замерла. Потом вдруг отстранилась и с размаху отвесила оплеуху.
– Это тебе за то, что сбежал не попрощавшись!
– Так не мог же, гонец из Москвы от боярина Морозова среди ночи прискакал, уходить надо было… . – Он замолчал. И так слишком много сказал.
Она зажгла свет, но прикрыла, чтоб с улицы не видно было.
– Похудел ты, не кормят что ль в Литве?
– К тебе за угощением шел, – улыбнулся Васька, – да оплеуху заработал.
Настя была ещё желаннее, чем в памяти. Он потянулся обнять её.
– Ну, не тискай, сказать кое-что надо. Беременная я. К бабке бегала, та увидела, что сын будет. – Василий растерялся. – Если не рад, так и скажи.
– Как не рад! Спасибо тебе!
– За что спасибо?
В ответ Василий притянул Настю к себе, развязал шнурок на шее. Плечи её обнажились, рубашка соскользнула на пол. Дурея от мягкости её кожи, он целовал шею, плечи, налившуюся грудь. Она то же не отставала, соскучилась по нему. Все её тело наполнилось желанием, льнуло к нему, отвечало на его ласки. Она ощущала, как тепло разлилось по всему телу, разошлось волнами от живота до кончиков пальцев. Легла, закинула руки за голову, так что поднялась грудь. Он разделся, стоял перед ней голый, смотрел жадно. Она тоже смотрела, вбирала в себя его тело, разгоралась. Потом сказала хрипло: «Хватит товар лицом показывать, поди сюда». Ей никогда ещё не было так хорошо. Он почувствовал, как она задрожала, забилась под ним, а потом и сам отдался нахлынувшему блаженству, словно в омут головой.
Приходили в себя медленно, нехотя, но надо было вставать, уходить пока темно. «А может не уходить?» – вдруг подумал Василий. Почему он должен уходить из этого уютного дома, от женщины разметавшейся на подушке? С усилием отогнал подступившую тоску. Настя открыла глаза, сладко потянулась, сказала:
– Я с тобой уйду. Собираться мне нечего, там наживем.
Василию эта мысль понравилась.
– Обещал я князю службу выполнить, слово дал. На обратном пути заберу тебя с собой. Дождешься меня?
– Обещаешь?
– Обещаю, если жив буду.
Насте вспомнились слова бабки.
– Если жив будешь… Хорошо, подожду.
Василий положил голову ей не живот, прислушался.
– Рано еще, не услышишь ничего. Может, месяца через два.
Уже перед уходом снял с шеи медный крестик.
– Если что, сыну отдашь.
Настя сняла свой, надела на него, перекрестила:
– Пусть Бог тебя хранит.
Потом вдруг вспомнила, не поел совсем. Метнулась к печи, вынула пол каравая хлеба, завернула в расшитое полотенце. Он сунул хлеб в котомку, еще раз поцеловал её на прощанье, погладил живот и растворился в ночи.
8.
Васька выбрался из Юрьева без приключений, выехал на дорогу на Печоры и пустил коня шагом. Вспомнил что два дня ничего не ел, вытащил из котомки хлеб, с удовольствием позавтракал. Подумал, не выбросить ли полотенце, но только засунул его на дно котомки. Васька думал о том, как заберет Настю из Юрьева. Дело это было не простое, но придумает что-нибудь. Подъехал к монастырю уже к вечеру. Игумен Корнилий его принял, взял письма от князя, прочел и покачал головой.