Сэди протянула «у-у-у» — точно привидение.
— У тебя были неприятности?
— В каком смысле?
— Барт, Люси, Том — все тебя искали.
— Большинство из них уже нашли.
— Этого не может быть, потому что ты еще жив. Ты где?
— В больнице Святого Фомы, в палате для доходяг.
— Пожалуй, надо заехать тебя навестить, согласен?
Выпрямление
Не хуже других
Я настоял, чтобы мы поехали в моей машине — «триумф-геральд» 7б-го года выпуска. Мы нашли ее в районной газете и сторговали за семьсот фунтов. С откидным верхом — хотя пользы от него как кошке от пижамы.
Машина катила по мосту Ватерлоо. Жара стояла за тридцать, и мы, разумеется, застряли в пробке. Я был весь в мыле и нервничал, парадный костюм прилипал к телу. Мой взгляд рассеянно скользил по Сити. Город был похож на гигантское кладбище, где одуревшие от горя родственники понастроили высоченных, серых, уродливых, пошлых надгробий. Я извлек из среднего ящичка сигарету «Консул». Пока я прикуривал, Синатра в радио запел «Красиво и просто», и я прибавил звук, чтобы все слышали.
— Я мог бы научиться любить этот город, — заметил я.
Сэди выглядела ураганно. На ней было чернобелое мини-платье, которое задиралось так, что виднелись черные резинки чулок Волосы развевались в соблазнительном беспорядке, ногти отсвечивали голубым лаком.
— В котором часу нас ждут?
— В три. Я не хочу приезжать раньше времени. Мне эти рукопожимания и «как-поживаете» не по нутру.
Машина нырнула в туннель.
Сэди опустила зеркальце над местом пассажира и стала то надувать, то поджимать губки.
— По мне, крестины ничуть не лучше свадеб.
— Не согласен. На свадьбе можно поохотиться на незнакомых женщин. На крестинах — одни родственники. Бабули и дедули, и вид у них такой, будто действительно есть чем гордиться, будто и в самом деле они сделали что-то такое, с чем можно их поздравить.
— Зато на крестинах не произносят речей.
— Справедливое замечание. Но на свадьбе пить можно хоть залейся.
Мы припарковались в Холборне и сверились с картой.
— Ага. Прямо, на юг к Линкольнс-Инн-Филдз и там налево.
Сэди взяла меня за руку.
— Это зачем?
— Ну, ты же мой кавалер.
Стало ужасно приятно. Можно было представить, что подумают другие. «А она-то что в нем нашла? Не иначе куча бабок, хрен как у быка, покладистый характер или еще какой секрет». Мне не давал покоя холодный пот, склеивший ладони.
— Прости, у меня так руки потеют. Я, наверное, от этого никогда не избавлюсь.
— Не волнуйся. Мне даже льстит. Это означает, что у молодого человека сильные чувства. Возможно, в нем просыпается великий поэт.
— В один прекрасный день ты забудешь о своих словах.
— Вряд ли.
Проезжая по Филдз, я заметил на скамье знакомую фигуру. Гордон! Под скамьей валялся мой беженский мешок На Гордоне был мой старый джемпер. Нет, какая наглость!
— Сэди, погоди.
Я отпустил ее руку, вышел и потряс Гордона за плечо. Он посмотрел на меня, прикрыв глаза ладонью как козырьком.
— Ты, мать твою, кто такой?
— Я — твой благодетель, Гордон. Ты чего здесь делаешь? Несчастная любовь, с работы уволили или просто пидорствуешь?
У Гордона был больной, одурманенный вид. Мне стало стыдно, что я его разбудил. Гордон попытался что-то сказать, но не смог.
— Извини, дружище, возьми вот… — Я достал из бумажника и сунул ему в карман джинсов десятку. Голова Гордона камнем упала обратно на скамью. Сэди ничего не поняла.
— Кто это?
— Знакомый. Я где только не побывал.
Мы ступили на Нью-сквер. Площадь даже при сглаживающем углы солнечном свете выглядела старой, заброшенной и уединенной. Мне подумалось, что сочные, аккуратные газоны и опрятный вид делают ее похожей на квартал типовой застройки, но только восемнадцатого века. Надо будет приберечь эту шутку для Тома.
Сэди остановила меня, потянув за руку.
— М-м. Красиво. Совсем как в Оксфорде.
— Это там-то красиво?
— Нарядно, по-старинному, — сказала Сэди, выпятив губки, точно какая-нибудь почтенная сельская барышня.
— Я бы его своими руками сжег.
— Столько лет прошло, а великий поэт и враг толстосумов Фрэнк Стретч все еще гневается.
— Ладно, пошли уже, пока меня не стошнило.
Крестины проводились в часовне на Линкольнс-Инн, перед процедурой угощали выпивкой в каком-то склепе, коридоре или монастыре. Мы предъявили свои приглашения на входе церемонному старому аисту и, глубоко вдохнув, вошли внутрь. Зал походил на часовню, с церковного вида окнами, однако по стенам, высоко-высоко, теряясь в полумраке и пыли, танцующей в солнечном свете, висели портреты престарелых адвокатов. Либо костлявые как вобла, либо красномордые и раздувшиеся как рождественские гуси, лики на портретах наводили на мысль, что художник вволю поиздевался над судейским сословием.